Испанские евреи, знавшие марранов по различным контактам и собственным наблюдениям, не сомневались, что «новые христиане» Испании на своем пути к ассимиляции достигли в семидесятые годы, по словам Арамы, «точки, от которой нет возврата». Процитированные выше источники и многие другие подобные свидетельства относятся, как мы отметили, к подавляющему большинству марранов, к марранам как к группе населения. Мы пришли к заключению, что иудействующие среди них были слишком незначительным меньшинством, чтобы повлиять на общую картину. Тем не менее попытаемся быть точнее в этом вопросе, а также коснуться еще одного важного момента, прямо относящегося к нашим выводам.
Можно не сомневаться, что среди марранов в шестидесятые и даже в семидесятые годы было несколько еврейских ячеек. Мы отмечаем этот факт на основе ивритских источников, которые повсеместно их упоминают. Однако из тех же источников, пришедших в основном из восьмидесятых, мы узнаем о малочисленности ячеек в абсолютных цифрах, более того, об их малой значимости. Каким бы ни было число иудействующих, мы должны принять, что их было пропорционально больше среди жертв инквизиции, чем среди других слоев испанских марранов. Следовательно, если бы их общее число было ощутимым, они бы определенно составили среди репрессированных инквизицией настолько заметную часть, что ее невозможно было бы не заметить. Тем не менее это совсем не то, что мы можем извлечь из работ еврейских авторов, которые относились ко всем сожженным на костре как к ренегатам и врагам. Совершенно очевидно, что иудействующих среди них было так мало, что это не могло повлиять на их общее суждение.
Мы обязаны вернуться к Ицхаку Абарбанелю, чтобы подтвердить этот важный вывод, который с такой силой сталкивается с утверждениями инквизиции и тех, кто полагается на них как на «подтвержденные факты». Ясно, что, если бы Абарбанель верил или предполагал, что заметное число жертв инквизиции принадлежало к тайным евреям, а не облыжно обвиненным христианам, он бы выразил свое восхищение или хотя бы сочувствие к мученикам, заплатившим жизнями за свою веру. Он наверняка отнесся к ним как к отдельной группе. Однако мы не находим этого у Абарбанеля. Костры инквизиции заставили его только заметить, что судьба сожженных подтвердила вердикт, обещанный таким людям Священным Писанием: «Ибо злодеи будут отсечены от земли, а предатели вырваны из нее с корнем»[2894]. Таким образом, все марраны, сожженные на костре, были в глазах Абарбанеля не тайными евреями, преданными иудаизму, и мучениками за веру, а предателями своей религии, как все настоящие выкресты, изменниками и дезертирами своего народа, поскольку они стремились «смешаться» с нееврейскими нациями и отпасть от колена Израилева. Осия, добавляет он, указал в своем пророчестве, какая ассимилянтов ожидает стезя: «Огню они открыты будут, и он пожрет их, как неперевернутую лепешку»[2895]. И это то, что выпало на долю марранов.
Нет смысла превратно истолковывать эти свидетельства, или вырывать их из контекста, или преуменьшать их революционное влияние на наши ранее принятые взгляды на марранов. Не имеет смысла отмахиваться от них. Эти свидетельства, выраженные в однозначных терминах ведущими еврейскими авторитетами того времени, не могут быть ни проигнорированы, ни ложно поняты. Они показывают нам не только подъем, но и прогресс в стремлении марранов к христианству, а также кульминацию, которой достигла их ассимиляция и отчужденность от своего народа. Соответственно, мы должны заключить, что к 1480 г., т. е. к моменту основания инквизиции, марраны были в подавляющем большинстве своем христианизированы, и, если среди них сохранился остаток иудействующих, он постоянно уменьшался и в числе, и во влиянии и не представлял никакой опасности ни христианству Испании вообще, ни христианским убеждениям «новых христиан». Исходя из этого, не было никакой необходимости вешать на всю эту группу ярлык иудаизма и, безусловно, никакой нужды обрушивать на нее кару инквизиции.
Теперь мы обратим внимание на документы, созданные самими марранами, касающиеся их религиозного состояния, или, точнее, их позиции по отношению к иудаизму и христианству. Эти документы должны занять важное место в списке работ, которыми должны интересоваться все, кто изучает конфликт между «старыми» и «новыми христианами». В конце концов, именно конверсо находились в эпицентре смерча противоречий верности христианству, именно их так долго и так яростно обвиняли в гнойнике иудейской ереси, так что ученым естественно и даже необходимо узнать, что же обвиняемые марраны сами говорят по поводу выдвинутых против них обвинений. Как ни странно, но долгое время исследователи такого интереса не проявляли. Почти во всех работах о марранах и об инквизиции мы можем видеть, как утверждения об «иудаизме» конверсо систематически повторяются как святая истина, без упоминания хотя бы одного утверждения марранов, выражающего их позицию по этому поводу. Выглядит это, словно суд истории судит марранов in absentia. Суд, в котором только врагам дано право слова. Самозащита марранов так и не была услышана.
А было ли им что сказать в свою защиту? Сотни лет их свидетельства похоронены в архивах Испании, Франции и Ватикана, и никто не удосужился изучить их или обнародовать. И многие исторические труды о борьбе инквизиции против марранских еретиков были написаны без учета этих свидетельств. Только в 1873 г. один из архивных документов — Наказ Докладчика епископу Куэнки — впервые опубликовал Фермии Кабальеро, но содержащееся там важнейшее свидетельство вряд ли что-либо изменило в устоявшемся мнении ученых. Спустя три года появился в печати третий том «Истории евреев Испании и Португалии» Амадора де лос Риоса, но мы не находим там признаков того, что автор обратил внимание на главное направление работы, или того, что она оказала какое-то влияние на его представление о марранах. Эти взгляды, разделяемые всеми предыдущими историками, настолько глубоко укоренились, что даже самые оригинальные мыслители и исследователи не смогли избежать из влияния. Даже Генри Чарльз Ди, великий историк инквизиции, который был знаком с Наказом Докладчика и цитировал его[2896], не сумел разглядеть специфической важности документа как свидетельства о религиозном состоянии марранов, а имя автора даже не упомянуто в его превосходной обширной работе. Однако еще более удивительно, что Й.Ф. Бэр, который упоминает Фернана Диаса в своей книге об испанских архивах (1930 г.), относится к нему только как к человеку, который подписывал королевские документы, и определяет его как «старого христианина»![2897] Правда, двадцать лет спустя Бэр признал свою ошибку и написал: «Недавно обнаружено, что Докладчик был марраном», но даже тогда уделил ему всего две строчки[2898]. Не изменилась всерьез позиция историков и после того, как в 1943 г. был издан труд Картахены Defensorium de unitatis christianae, а в 1957 г. — Tractatus contra Madianitas Хуана де Торкемады. Некоторые аспекты этих работ, разумеется, обсуждались в ряде научных исследований, но направление их аргументов и отражавшаяся в них основная идея остались для изучающих историю марранов и инквизиции по существу незамеченными, как будто не имеющими особого значения для затронутых вопросов.
Удивительно, что попытку увидеть марранов необязательно такими, как их изображала инквизиция, а такими, как это отражалось в их собственных текстах, впервые предприняли историки литературы, которые углубились в марранскую изящную словесность, особенно в поэзию. Такие ученые, как Америко Кастро, Франсиско Маркес Вильянуэва, Кантера Бургос и другие, помогли рассмотреть истинное лицо маррана, который в культурном плане был интегрирован в старохристианское общество, а позже жил в страхе перед инквизицией. Однако марранская поэзия, хотя и содержала в себе множество ключей к облику марранской культурной элиты, не могла сама по себе предложить ответ на вопрос о религиозной позиции группы. Чтобы получить ответ, исследователь обязан сфокусироваться на прямых свидетельствах марранов, касающихся этого вопроса, а значит, обратиться к их полемическим и историческим писаниям, где можно найти эти свидетельства. Именно это мы и попытались сделать.