Разумеется, в большинстве своих работ по этому предмету (таких авторов, как Валера, Картахена и Торкемада) конверсо восхваляли еврейский народ до небес и даже представляли его как благороднейший и святейший из всех семей человечества. Но в этот момент следует отметить, что, прославляя в такой степени евреев, они неизменно имели в виду евреев древности, которые были полны решимости выполнить эту исключительную миссию. Они подчеркивали, что в древние времена евреи были единственным народом, располагающим, помимо «естественного» и «гражданского» благородства, еще и «теологическим», которое является наивысшим типом, но затем, из-за своих грехов против Христа, они полностью утратили свое теологическое благородство, а также потеряли немало и от двух других типов, из которых сохранились только некоторые следы, да и то в плохом или подавленном состоянии. Из этого следует, что евреи, которые обратились в христианство, пришли в христианский мир не как высшая, а скорее как обделенная, убогая раса, лишенная преимуществ тех трех типов благородства, которые присущи только христианским нациям. Они, конечно, утверждали, что после крещения все благородные качества должны появиться заново, но при этом не говорили, в какой степени. Даже в этом случае они согласны, что это должно занять какое-то время[2978]. Итак, даже в своем христианском бытии, по крайней мере на его первой стадии, конверсо представляют сами себя не высшей расой, а уступающей другим христианским нациям. Единственное, на чем они настаивают, — это на том, что у них есть потенциальная возможность подняться до самых больших высот, и возражают только против попыток, несовместимых с принципами христианства, помешать им превратить этот потенциал в реальность.
Поскольку я уже обсуждал в ряде мест этой книги взгляды конверсо на вопрос расы, то здесь я просто коснусь нескольких моментов, позволяющих устранить всякое сомнение или неясность, которые еще могут оставаться в связи с этой темой. Когда конверсо выражали свою веру в то, что они потенциально способны достичь больших высот, как социальных, так и духовных, они не хотели этим сказать, что стремятся вернуть себе положение «избранного народа». Они знали, что «избранным народом» теперь являются христиане, которые сменили древний Израиль в качестве народа Бога, поэтому все, чего они могут достичь в христианском мире, — это духовное равенство, а не превосходство. Однако они также знали, что в христианском обществе, которое не признает «ни еллина, ни иудея», не должно быть дискриминации против кого бы то ни было на почве расового или национального превосходства, а вместо этого должно царствовать полное равновесие в праве всех его членов реализовать свои способности. Во имя этого равновесия марраны протестовали против подавления их потенциала и лишения права подняться на любой уровень, включая право присоединения к высшему классу, если только их способности, доказанные воплощением в жизнь, оправдывают такое возвышение.
Поэтому расовые аргументы, предоставленные марранами, были выработаны в процессе самозащиты — в их ответах на расистские оскорбления против них и их предков, давних и недавних. Только то, что их враги постоянно твердили об их расовой порочности и неполноценности, заставило их выступить с противоположной идеей, а именно с идеей об их изначальной расовой исключительности, при помощи которой они защищали не только свое достоинство, но и честь и достоинство своих предков. Тем не менее на самом деле марраны были заинтересованы не в превосходстве, а в равенстве, или еще точнее, в равных возможностях. Соответственно, они не придавали значения и расовым различиям между социальными классами. Они считали, что различия между людьми должны основываться на личных талантах, заслугах и достоинствах, а не на происхождении. Истинная знатность, думали они, это знатность высоких личных качеств, а не родословной. Такой вывод можно сделать из мнений Валеры, Пульгара и Лусены, который вложил в уста бургосского епископа слова: «благороден тот, кто обладает высокими качествами, а не тот, у кого знатные родители»[2979]. Вся дискуссия о расовом происхождении конверсо была навязана им их противниками. Если бы они не подвергались нападкам на этой почве, они наверняка не вступили бы в дебаты.
Поэтому Кастро ошибался, считая, что расистское движение, поднявшееся в Испании, обязано своим происхождением марранам, которые якобы заимствовали эти идеи у евреев. Следовательно, он также ошибался, заключив, что расовая агитация против конверсо была в сущности реакцией на агитацию «новых христиан», которые якобы начали расовый конфликт. Правда заключалась в противоположном. А поскольку он ошибся в определении источника, то никак не мог обнаружить причин, приведших к подъему расовой теории в Испании, и той роли, которую она играла в развивающемся конфликте между «старыми» и «новыми христианами».
Здесь мы должны задать вопрос: какая особая нужда заставила «старых христиан» создать их расовую теорию и отдаться ей с такой силой, в то время как в середине XV в. против конверсо были выдвинуты другие тяжелые обвинения, например в ереси? А главное, какую функцию выполняла расовая теория в истории развития антимарранской кампании и что сделало ее столь привлекательной в глазах многочисленных испанцев, что она послужила основой их поведения во многих сферах, социальной и религиозной, на следующие триста лет?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вернуться к ранним стадиям расистского движения и первым документам, излагающим его идеи. Как мы отметили, многие «старые христиане», проигрывавшие в конкуренции с «новыми», искали способы избавиться от своих марранских противников. Они думали, что антимарранское законодательство может быть лучшим средством для достижения этой цели, подразумевая под этим проведение законов, запрещающих марранам деятельность в любой области, в которой они могут соперничать со «старыми христианами». В каком-то смысле «Толедский статут» был издан, следуя этому направлению.
Однако такое решение проблемы было нелегким делом, потому что оно должно было быть принятым христианским обществом, которое жило в соответствии с законами. В таком обществе было невозможным принять закон против какой-либо группы, если ее члены не отличались неким особым свойством — общим знаменателем, — которое предположительно оправдывало бы такой дискриминирующий закон. Что же было общим знаменателем конверсо, что могло бы служить почвой для социальной или экономической дискриминации всех их? Разумеется, то, что некоторые из них соревновались со «старыми христианами» за официальные должности, не могло оправдать наложение ограничений на всех конверсо в этой конкретной области. Аналогичным образом, тот факт, что отдельные марраны конкурировали со «старыми христианами» в сфере юриспруденции, не мог призывать к устранению всех конверсо из юридической отрасли. То же самое относится, разумеется, к их деятельности в таких областях, как торговля, промышленность и финансы. Таким образом, принадлежность марранов к различным профессиям была препятствием к любому антимарранскому законодательству социально-экономического характера.
2979
См. Juan de Lucena,