В предыдущей дискуссии об официальных должностях мы могли видеть, как борьба за власть в Кастилии достигла таких крайностей страстей и насилия и породила так много явных и тайных планов, что люди продолжали задаваться вопросом, какие интриги и какие подрывные действия замышлялись и уже были подготовлены на ближайшее будущее. В особенности загадочной казалась многим кастильцам роль конверсо в этой борьбе, так как в одних случаях казалось, что они вовсе не замешаны, в других они находились в самой гуще конфликта. Следует помнить, что это было время, когда многие верили в то, что Докладчик Фернан Диас был наделе главой и движущей силой королевской бюрократии в Кастилии, и когда влияние конверсо в королевском совете было настолько велико, что позволило им всего за несколько лет уничтожить карьеру Альваро де Луны. Более того, сила стремления марранов к руководящим должностям была засвидетельствована их экспансией во все слои кастильской администрации и в период Энрике IV — и это несмотря на непрекращающуюся кампанию против них начиная с сороковых годов. Могла ли такая экспансия быть просто результатом случайных попыток отдельных марранов? Скорее всего, многие «старые христиане» колебались, прежде чем ответить утвердительно на этот вопрос. И, таким образом, подъем конверсо к столь многим высоким постам и кажущийся непреодолимым рост их влияния не могли не вызывать время от времени вопросов в различных старохристианских кругах. Поначалу это вызывало подспудное чувство неловкости, но в конце концов стало источником тревоги во многих местах. Именно на это чувство и рассчитывали расисты, они лелеяли его и использовали в своей агитации.
Однако вопрос должностей и связанной с ними власти не был единственным «злободневным вопросом», предоставившим пищу для расистской кампании. Другим вопросом были многочисленные случаи заключения смешанных браков между «старыми» и «новыми христианами». Церковь, как мы видели, поощряла этот процесс и изо всех сил подстегивала обе стороны к его продолжению. Также и конверсо были заинтересованы в его продвижении, а Альфонсо де Картахена ждал того дня, когда марранская «река» вольется в воды великого христианского «моря» и исчезнет в них. Между тем с расистской точки зрения смешанные браки между двумя группами, то есть «старыми» и «новыми христианами», ставили христианскую Испанию перед еще большей опасностью, чем все прочие угрозы, исходившие от марранов. Ибо эти браки не только помогают марранам захватить христианские должности и собственность, они еще и заражают испанский народ болезнью, от которой он может никогда не оправиться. Имелось в виду, что, вступая в брак со «старыми христианами», конверсо «загрязняют» кровь последних, и, если эта зараза широко распространится, она неисправимо испортит испанский характер и в конечном счете приведет к его исчезновению. Таким образом, с точки зрения антимарранских расистов, их конфликт с марранами был бесконечно более важным и решающим, чем их борьба против евреев, потому что против евреев боролись из-за неприятия евреев как таковых, а против конверсо — из-за того, чем те хотели стать, а именно интегрированной, неотделимой частью испанского народа.
Если утверждение о том, что конверсо постоянно пытались захватить власть, было мифом, то претензии к тому, что через смешанные браки они стремились ограбить «старых христиан», не было намного ближе к истине. Разумеется, обе стороны, и «старые», и «новые христиане», вступали в брак друг с другом по всевозможным причинам, но в том, что касается материальной выгоды, в качестве побудительного мотива это может быть в значительно большей степени приписано «старым», чем «новым христианам»[2982]. В любом случае, расисты видели, что конверсо постоянно увеличивают процент смешанных браков, так же как они заметили продвижение конверсо в сфере официальной службы. Поэтому возражения расистов против смешанных браков не были сопротивлением абстрактному принципу, поддерживаемому Церковью по наущению марранов, или планам, продвигаемым марранами в их писаниях и проповедях: это было сопротивлением чему-то зримому и конкретному — стремлению, которое ежедневно превращалось в реальность.
Докладчик сказал в 1449 г. по поводу состояния смешанных браков в то время: «В Кастилии множество домов, светских и церковных, знатных и семей кабальеро, горожан [среднего и высшего классов][2983], члены семей которых являются сынами, внуками и правнуками людей, пришедших из народа Израиля»[2984]. Это говорит о том, что в то время, когда Докладчик писал эти слова, смешанные браки распространились по всем классам и сословиям испанского народа (кроме крестьян и тружеников низшего класса). Но это не должно нас удивлять. Все возраставшее проникновение конверсо в аристократию через смешанные браки, значительно возросшее богатство конверсо и более широкое распространение этого богатства в их рядах, а превыше всего, полная христианизация многочисленных конверсо, которая привела их значительно ближе к христианскому образу жизни, были главными факторами, открывшими перед марранами двери этнического смешения.
Разумеется, в середине XV в. смешанные браки между «старыми» и «новыми христианами» все еще были не столь многочисленны, их пропорции были умеренными. Тем не менее постоянный прогресс этого движения был таким, что вызвал тревогу оппозиции и поднял ее к действию. Несомненно, многие ее представители считали, что Испания находилась накануне потока смешанных браков, который смоет большую часть нации, и это было, по нашему мнению, второй причиной подъема расизма в тот момент. В силу своего взгляда на еврейскую расу и на функцию конверсо в испанском обществе, расисты представляли себя единственной силой, способной предотвратить «угрозу смешанных браков». В любом случае, их идеи получили широкое распространение, и это показывает позицию большинства испанцев по этому вопросу. Испания отреагировала на абсорбцию евреев так, как организм реагирует на вирус, а в качестве антитела она выработала расовую теорию.
Таким образом мы коснулись других побуждений, заставивших расистов обрушить жесточайшую расовую критику на евреев и конверсо. Ибо теория, направленная на предотвращение этнического смешения между «старыми» и «новыми христианами», могла быть по-настоящему эффективной только в случае, если конверсо были бы изображены неполноценными, низменными и подлыми. Для расистов было особенно важным опорочить конверсо, очернить их доброе имя именно в тот момент, когда престиж марранов рос благодаря их достижениям в различных областях жизни и высокой репутации, заслуженной некоторыми из них в руководстве Церковью и государством. Расистская кампания предостерегала нацию не быть ослепленной этими «обманчивыми огнями», потому что за сияющим фасадом их славы скрываются коррупция, развращенность и зло. Совершенно очевидно, что целью этого очернения было воздвигнуть новый, непроходимый барьер между конверсо и их согражданами-испанцами. В момент, когда старые барьеры — то есть культурные различия — распадались и почти полностью исчезли, они могли рассчитывать на то, что новый барьер окажется непреодолимым, потому что он относится к сокровенным качествам человека, его базисной конституции — и действительно, к самому его существу. На языке того времени не было лучшего способа выразить эту вновь постигнутую разницу, чем используя термин «чистая кровь» — полное отличие, абсолютная антитеза грязной крови евреев.
То, что такое разграничение оказалось способом привлечь многих «старых христиан» к расовой теории, очевидно и по другим причинам. Это льстило каждому из них и автоматически, без всяких усилий с его стороны, поднимало его на более высокий уровень, чем любого конверсо, каким бы знаменитым и успешным тот ни был. Именно поэтому расовая теория нашла отклик прежде всего в низших классах, а также у тех представителей среднего класса и нижних слоев знати, чьи амбиции остались неудовлетворенными. Феноменальный подъем конверсо во всех сферах озадачил эти группы и привел в уныние. Как же случилось, неизбежно спрашивали они себя, что те, которые еще вчера были презренными евреями, в большинстве своем разоренными, вдруг, в результате крещения, стали такими богатыми и влиятельными? Это случилось в большой степени потому, что они получили свободу реализовать свои силы и, вдобавок к этому, благодаря их усердию и учености, изобретательности и бережливости, силе инициативы и — пожалуй, прежде всего — благодаря их талантам, но такой ответ был неприемлем для этих обиженных групп. Принять его означало приписать свои неудачи отсутствию личных качеств, необходимых для успеха. Это означало бы признание превосходства конверсо или, хуже того, признание своей неполноценности, чего не могло допустить их самолюбие. Следовательно, они искали иное объяснение, которое залечит их раненую гордость и восстановит поколебленную веру в себя.
2982
Отвечая критикам его постановления о расовой чистоте, Силисео сказал, что правильно и справедливо бичевать тех аристократов, которые из жадности к деньгам и поместьям (
2983
Докладчик, несомненно, имел в виду классы городского населения, когда упоминал
2984
См. его «Instrucción», переизданный во II приложении к