Во всем этом мы видим признаки национальной общности, или продвинутого национального самосознания, или нацию в процессе ее становления. Более того, поскольку мы видели, что толедские мятежники говорили не только от имени своего города или определенного класса и сословия, их позиция приобрела национальный характер, добавляя тем самым еще одно указание на присутствие национального чувства в своих рядах. Тем не менее термин нация не фигурирует в их писаниях. Вместо него они используют термин республика или, как мы сейчас увидим, другие термины, означающие национальное существование. Мы уже отмечали, что Картахена считал, что население Кастилии включает в себя три нации (кастильцев, галисийцев и басков), и, несомненно, именно эти три нации имели в виду мятежники, когда говорили о народах короля[3017]. Они считали эти народы представителями трех generous — трех этнических типов (признаков национальности), чьим общим знаменателем является тот факт, что все их члены были naturales. Эти naturales, т. е. местные уроженцы, аутентичные, подлинные сыны страны, в целом представляли собой то, что мы сегодня могли бы назвать национальной единицей: только они имеют право представлять республику и занимать ее официальные посты. Конверсо, кого они называют «четвертым этническим типом» (el quarto genero), тип, происходящий от евреев[3018], разумеется, исключается из этой категории. Они не naturales, a extranjeros («чужаки»), соответственно, они не являются частью национального конгломерата и не разделяют никаких его прав.
То, что, не будучи naturales, они не имеют права получить доверие представительства республики, было принято как само собой разумеющееся, и, как следствие, они не имеют права ни на власть, ни на привилегии, сопутствующие представительству. Отказ от предоставления марранам права на общественные должности был прямым выводом из этого общего положения, так же как и устранение марранов от получения церковных бенефиций. Когда мы вспоминаем упрямое сопротивление городов, неоднократно и чрезвычайно твердо высказанное на кортесах, предоставлению бенефиций иностранцам (extranjeros), мы лучше можем понять, почему толедцы твердо настаивали на запрете марранам получать церковные бенефиции.
Мы видели, что мятежники воздерживаются от применения термина «нация» не только в отношении конверсо, но и других кастильских групп, которые Картахена определил как «нации». Вместо этого они употребляют по отношению к ним этнические определения, и тех, кого считали законными группами населения их страны, они иногда называли «народами». Тем не менее у них была ясная концепция «врожденного единства», того, что они видели аутентичными, исконными народами Кастилии[3019], и эта концепция также предполагает продвинутую стадию национального самосознания. Возможно, они не пользовались термином «нация» потому, что он еще не был общепринятым, но им удалось передать то, о чем они думали, а то, о чем они думали, было пусть и не идентично, но очень близко к тому, что мы называем «национальная принадлежность».
Толедский мятеж был, как мы помним, политическим восстанием, направленным против режима, включая конверсо, которые рассматривались его чужими и незаконными агентами. Когда мятежу не удалось достичь своей цели — свержения диктатуры и замены его «демократическим» режимом, — массы продолжали борьбу, на сей раз только против конверсо, возможно, в надежде на то, что, устранив их с занимаемых постов, они обеспечат себе самим эти должности. Таким образом, разочарование результатами революции привело к продолжению нападений на марранов. Разумеется, расистская форма этих нападений обязана своим появлением разным причинам, в основном тем, что были указаны выше, но нет сомнения в том, что агрессоры усилили свою мощь благодаря дополнительным силам, поднявшимся на поверхность. Ибо, помимо ненависти к евреям, расистский порыв приобрел энергию и динамизм революционного движения, которое уже было, по существу, национальным и в тот момент не могло найти другой возможности выплеснуться. Поэтому борьба против еврейской «расы» ощущалась как борьба против чужой «нации», которая узурпировала позиции подлинных сынов нации, а посему должна быть изгнана или уничтожена.
IV. Фердинанд Арагонский
В предыдущих главах мы подытожили все общие обстоятельства, установки и интересы, которые объединились, чтобы образовать мощный стимул к основанию инквизиции. Теперь должно быть совершенно ясно, что без него инквизиция не была бы создана, но ясно и то, что стимул сам по себе тоже не мог бы создать ее. Хотя общие направления, интересы и обстоятельства могут породить движения, требующие изменений, они не могут создать сложные организации, которые воплотят эти требования в жизнь.
Такие организации формируются людьми, которые могут свести воедино и направить силы народных движений, так же как строитель электростанций на водопаде может обуздать энергию потока.
Создание испанской инквизиции не было исключением из этого правила. Это произошло благодаря ее архитектору и строителю, которым, вне всякого сомнения, был король Арагона Фердинанд. Ему, конечно, помогла, в особенности на различных стадиях планирования, его энергичная жена, кастильская королева Изабелла, и судьбоносное решение об учреждении инквизиции должно быть приписано им обоим. Это решение было последним звеном в цепи причин, породивших инквизицию. Что привело к нему Фердинанда и Изабеллу?
На протяжении трех десятилетий после 1449 г. расисты все время предпринимали попытки осуществить главные части своей программы. Их кровавые нападения на марранские общины должны были стать прелюдией к уничтожению марранов или их изгнанию из испанского общества, в то время как издание антимарранских уставов в городах, поддавшихся их политике дискриминации, было предназначено для того, чтобы подтолкнуть все прочие части королевства к урезанию прав марранов и понижению их статуса.
В конечном счете ни один из этих проектов не был завершен так, чтобы полностью удовлетворить расистов. Их нападения нанесли, конечно, потери марранам. Многие погибли, а еще больше потеряли имущество. Однако это не смогло ни привести к истреблению большинства конверсо в каком-либо месте, ни обеспечить изгнание конверсо ни из одного кастильского города или каким-то другим образом привести к ликвидации хотя бы одной марранской общины. Успешнее оказались попытки расистов нанести ущерб гражданскому статусу марранов. Им удалось установить дискриминационные режимы в Толедо, Сьюдад-Реаль, Кордове и других местах, пробив таким образом опасные бреши в линии обороны «новых христиан». Тем не менее очень скоро эти бреши были заделаны королями, которые действовали под влиянием конверсо. Таким образом, и здесь расисты не достигли своих окончательных целей.
Однако, притом что в реальном воплощении своих программ расисты преуспели лишь частично и кривая их достижений поднималась и опускалась, в двух аспектах их деятельности наблюдался постоянный подъем. Во-первых, их движение неуклонно росло, привлекая к себе все больше и больше представителей почти всех классов, а во-вторых, им удалось взрастить и раздуть ненависть к конверсо до беспрецедентного, угрожающего уровня. И то, и другое усилило давление на власти и ударило по отношениям между «старыми» и «новыми христианами». В ряде мест эти отношения стали настолько напряженными, что могли оказаться разорванными при малейшей провокации, а обоюдная терпимость уступила бы место гражданской войне.
3017
García, «Докладная записка»,
3019
Противоречащие друг другу термины