Фердинанд и Изабелла пришли к власти, будучи хорошо знакомы с ситуацией. Они видели, какое разорение это принесло Кордове, Хаэну и другим городам Андалусии, и знали об опустошении, причиненном в Толедо, Сьюдад-Реаль и вообще повсюду. Они обратили внимание на растущую и расползающуюся повсюду ненависть и поняли, что ее необходимо остановить, прежде чем это приведет к мощному взрыву, который может потрясти все королевство.
Стоял вопрос: что можно сделать?
Перед ними были открыты два пути к предотвращению новых беспорядков. Можно было последовать совету конверсо или же, наоборот, уступить требованиям их противников.
Совет конверсо в 1474 г., когда Короли-католики взошли на трон, был, вне сомнения, тем же, который они дали Хуану II (в 1449 г.) и, скорее всего, Энрике IV (в 1462, 1467 и 1473 гг.): администрация должна действовать безотлагательно и решительно в полном соответствии с законами королевства, что, разумеется, означало наказание нарушителей закона и в особенности подстрекателей беспорядков. Никаких уступок преступникам, потому что каждая уступка только поощрит их к возобновлению их нестерпимых нападок. С другой стороны, если монархи отнесутся к ним так, как этого требует закон, они завоюют уважение подавляющего большинства граждан, которые всерьез страдают от беспрестанной смуты; подстрекатели поймут, что у их преступных замыслов нет шансов на успех и, соответственно, оставят свои безумные надежды увидеть «новых христиан» уничтоженными. Результатом окажется восстановление общественного мира и порядка.
Короли-католики, конечно, знали, что этот метод ни разу не был испробован. Правда, в 1450-51 гг. некоторые из лидеров нападения на марранов были жестоко казнены или просто наказаны иным способом, но народу как-то дали понять, что постигшая их судьба была наказанием за предательство принца Энрике или за мятеж против короля (Хуана II), а не за их эксцессы против конверсо. Ведь на самом деле Хуан II и Энрике IV простили всех грабителей и убийц «новых христиан», так что общественность могла прийти к выводу, что преступления против конверсо остались безнаказанными. Однако Короли-католики также знали, почему их предшественники так мягко обошлись с врагами марранов. Они приняли эту позицию, потому что политике репрессий противились почти все «старые христиане» городов, и они боялись, что следование такой политике может ужесточить оппозицию и разжечь пожар народного сопротивления, погасить который окажется свыше их сил.
Фердинанд и Изабелла прекрасно понимали, что установленное ими общее уважение к закону и страх, внушенный ими потенциальным нарушителям, во многом обязан миру между «старыми» и «новыми христианами», преобладавшему в первые годы их царствования. Короли воздвигли крепкую стену против анархии и революции на благо всех своих подданных, но они видели также и антимарранские силы, пытающиеся пробить разные бреши в этой стене. Фердинанд и Изабелла должны были задаваться вопросом: что делать, если их оборонительная система треснет? В особенности их заботила реальная перспектива того, что антимарранские бунты вспыхнут во многих городах. Они представляли себе, что, если такие общие беспорядки были возможны в шестидесятых и семидесятых годах, они еще более вероятны в восьмидесятых. Антимарранское движение выросло, ненависть к конверсо резко усилилась, и проблема сдерживания такого движения стала, соответственно, еще серьезнее. Короли поняли, что наказывать всех нарушителей закона невозможно, в то время как выборочные наказания главарей могут поднять волны беспорядков. Кроме того, они должны были принять во внимание свой военный потенциал в предсказуемых ситуациях. Хватит ли у них сил подавить одновременное восстание в двух-трех больших городах? Ясно, что такую, отнюдь не маловероятную, перспективу нельзя было игнорировать. Когда множество маленьких огней одновременно разгорается в разных местах, никто не может сказать, сколько из них грозит превратиться в бушующий пожар.
Однако помимо вопроса о том, может ли антимарранское движение быть подавлено силой, перед Фердинандом и Изабеллой стоял еще один вопрос, представляющий для них первостепенную важность. Это был вопрос их репутации как правителей. Не будет ли эта кампания стоить им популярности — популярности, которая была для них одним из главных приобретений войны за наследование? Полные решимости подчинить королевской власти знать, которая так сильно досаждала их предшественникам, они вряд ли могли позволить себе воевать еще и с простолюдинами, потому что тогда им не на кого будет опираться. Поэтому сохранение безусловной поддержки простого народа было, по их суждению, первостепенной задачей, имеющей приоритет перед всем остальным. Однако защита конверсо от требований простонародья делала ее выполнение невозможным.
У королей не было выбора. Они должны были принять одну из сторон, и было ясно, какую сторону они выберут. Если они хотят избрать поддержку большинства и сохранение мира и порядка, они обязаны прийти к соглашению с антимарранской партией и продемонстрировать свою симпатию к их позиции и ее целям, в противном случае они потеряют расположение этой партии, а вскоре и ее помощь и подчинение. Тем не менее они знали еще и то, что демонстрация симпатии не может быть ограничена просто словами. Если они хотели, чтобы она возымела желаемое действие, она должна быть выражена в конкретных действиях, что означает принятие хотя бы части антимарранской программы. По какую часть были они в состоянии принять? Именно здесь короли встретились с самой большой трудностью политики, которой намеревались следовать.
Проблема заключалась в том, что все антимарранские требования включали в себя нарушение законов страны и представляли собой прямую угрозу существовавшей социальной системе. Однако монархи верили в то, что уважение к закону является главным условием для упорядоченного правления, и они ни под каким видом не согласятся и не поддержат открытое пренебрежение запретами законов. Не поддержат они и наглое попрание традиционно принятых моральных норм, бросив тем самым страну в моральное смятение, которое рано или поздно приведет к социальному хаосу. Следовательно, они не могли принять кровопролитие как способ решения марранского вопроса. Не могли они согласиться и на изгнание конверсо или снижение их социального уровня на основе их расы, потому что это точно так же нарушает закон и противоречит освященной политике церкви и государства. И наконец, они не могли официально запретить марранам занимать общественные должности или получать церковные бенефиции, ибо издание такого рода приказов будет в той же мере противоречить существующим законам, а кроме того, будет лишено какого-либо объективного оправдания. Несмотря на яростную кампанию против марранских чиновников, те были известны хорошим исполнением своих обязанностей, и было бы издевательством над справедливостью отплатить им за их службу таким агрессивным и унизительным образом. В той же мере ограничение прав всех конверсо из-за слухов о том, что кто-то их них иудействует, будет откровенно незаконным, поскольку ересь не может быть наказана коллективно, и уж безусловно не на основе слухов. Что же тогда могли сделать монархи, если они хотели привлечь противников марранов на свою сторону и при этом остаться в рамках законов, на которых держится королевство? Единственной доступной им вещью было принятие меры, требуемой всеми критиками марранов, — то есть установления инквизиции.
Согласие на основание инквизиции не пробьет брешь в системе закона и не потребует законов против конверсо как группы или политики дискриминации против ее членов. Задачей инквизиции будет только расследовать — то есть определить обоснованность обвинений, выдвинутых против подозреваемых индивидуумов — и затем объявить вердикт о виновности или невиновности. Такая инквизиция, контролируемая Церковью, действовала в ряде западных стран; в Арагоне она существовала с 1237 г., так почему же не учредить ее и в Кастилии? Похоже, что нет причины возражать против такого предложения. В конце концов, Кастилия уже давно была переполнена слухами о том, что среди марранов был распространен иудаизм, и трудно поверить в такое количество дыма без огня. В любом случае, долгом суверенов было проверить правдивость этих слухов и вырвать с корнем эту заразу, если она действительно имеет место, и никто не может упрекнуть их за то, что они решили провести расследование этого предмета.