Более того, мы считаем, что можем заглянуть внутрь, не только пользуясь индивидуальными случаями, но также и благодаря доступным нам свидетельствам об общей деятельности инквизиции. Согласно этим свидетельствам, инквизиторы и их подручные, переполненные ненавистью и мстительностью, пытали, грабили и приводили на костер многочисленных конверсо, которые были истинными христианами. И эти свидетельские показания не могут быть подвергнуты сомнению. Их считал достоверными не только Фернандо де Пульгар, который был хорошо осведомлен и чрезвычайно осторожен[3087], но и папа Сикст IV[3088] и другие папы тоже. Дон Хуан Мануэль, посол Карла V при дворе папы Льва X, 20 мая 1520 г. сообщил императору об обвинениях папы в том, что «ужасающие злодейства совершаются инквизицией» и что папа настаивает на правдивости этих обвинений, несмотря на все попытки посла отклонить их[3089]. Рим знал, чем была инквизиция, и четко представлял себе ее настоящую физиономию. А разве мы не можем разглядеть ее? Разве обильной информации, которой мы располагаем, помимо случаев, указанных Ли, не хватает для того, чтобы мы полностью представляли себе, что делалось в подвалах инквизиции? Мы, безусловно, знаем достаточно, чтобы правильно судить о том, что представлял из себя трибунал инквизиции — если только заранее не заставляем свои головы верить инквизиторам больше, чем их жертвам, а палачам — больше, чем мученикам. Однако давайте вернемся к Лусеро.
Начиная с 7 сентября 1499 г., когда он стал инквизитором в Кордове, и до 18 мая 1508 г. преследования «новых христиан» в городе оставили за собой кровавый след, равного которому не было ни в одном месте, где действовала инквизиция. Тем не менее после этого он расширил свои гонения и на «старых христиан». Случилось так, что в начале своей карьеры в Кордове он поссорился с некоторыми старохристианскими чиновниками и в своей ярости начал против них личную кампанию вендетты, которая вскоре развилась в общую атаку на старохристианскую общину Кордовы. Очевидная беспомощность этой общины перед лицом махинаций Лусеро открыла перед ним новые, почти невероятные возможности. Он обнаружил, что то, что было сделано с «новыми христианами», можно безнаказанно сделать также и со «старыми», и сообразил, что может предпринять массовые акции против обеих групп на основе давнишних утверждений, что конверсо якобы включились в общенациональную кампанию по иудеизации Испании. С помощью пыток он получил «свидетельства», что эта кампания завоевала сердца многих испанцев-христиан, которые превратили свои дома в синагоги и места встреч для проповедей иудейских миссионеров. На основе этих обвинений Лусеро и его помощники приговорили многих «старых христиан», граждан Кордовы, к сожжению, и среди них «аристократов и знатных людей, уважаемых церковников… безупречной репутации и чистоты крови»[3090]. Между тем щупальца Лусеро и его коллег протянулись за пределы Кордовы, чтобы охватить — или душить — большую часть страны так, что «они оказались способными, — по словам одного современника, — опозорить все королевство, несправедливо и безбожно разрушить его большую часть, убивая и разграбляя, насилуя и девушек и жен к великому бесчестью христианской религии»[3091]. «Старые христиане» страны были шокированы и озадачены, но жители Кордовы, оказавшиеся в центре бури, прекрасно знали, что привело к этому. Более того, прошло несколько лет, прежде чем они набрались мужества, чтобы выразить свой протест Великому инквизитору Диего де Десе, который находился в тесном контакте с королем Фердинандом. Это приводит нас обратно к утверждению Ли о том, что Фердинанд прежде всего был заинтересован в инквизиции как «в средстве для защиты и продвижения веры».
Разумеется, по мнению Ли, Лусеро был исключительным «монстром»[3092], но историк понимал, что в действительности тот представлял институцию, систему операций и коллектив чиновников, которые были «злыми» и «порочными» в крайней степени. Касаясь эксцессов Лусеро и его сообщников, Ли абсолютно разумно сказал, что «когда орда ненасытных чиновников, практически облеченная неприкосновенностью, получает свободу против беззащитного населения, подобное насилие и грабежи становятся неизбежными»[3093], и далее: поскольку «такое злодейство могло происходить беспрепятственно годами и прекратилось только благодаря случайному вмешательству Филиппа [Австрийского] и Хуаны [его жены]» во время их короткого правления Кастилией, «можно с уверенностью принять, что соблазны секретности и безнаказанности порождают устрашающие оскорбительные поступки, если не постоянно, то по крайней мере очень часто»[3094]. Однако эти справедливые слова полностью противоречат мнению Ли о Фердинанде. Если эти «устрашающие оскорбления» были «неизбежными» и, сверх того, частыми, как же можно объяснить то, что Фердинанд не предпринял никаких действий против этого целых шесть лет, и как можно примирить взгляд Ли на Фердинанда и ту «непоколебимую поддержку», которую король предоставил монстру, не говоря уже о воплях и жалобах, которые несомненно достигли ушей короля? Ли, который не мог игнорировать эти вопросы, но по-прежнему старался поддерживать свой взгляд на Фердинанда, пытался объяснить поддержку Лусеро Фердинандом «причастностью Хуана Роиса де Кальсены, продажного и корыстного чиновника, который был секретарем Фердинанда в делах инквизиции»[3095]. Тем не менее это объяснение не выдерживает критики. Фердинанд не был похож на Энрике IV, которого в течение долгих лет дурачил его хитрый секретарь. Даже если Фердинанд не подозревал Кальсену в соучастии Лусеро, он мог решить, что Кальсену обманывали, и многочисленные обвинения, выдвинутые против инквизитора, должны были заставить его начать расследование его поведения, которое наверняка раскрыло бы перед ним жульнические махинации Лусеро и его сообщника Кальсены. Однако Фердинанд этого не сделал. Хотя продолжал держать на службе своего нечистоплотного секретаря и позволил Лусеро продолжать свою деятельность. Хотя еще более поразительно то, что он продолжал заботиться о благосостоянии Лусеро даже после того, как чудовищные преступления того были раскрыты и подтверждены формальным расследованием. Такое поведение Фердинанда не может быть объяснено заботой о порядочности, или честности, или справедливости, или о любом ином моральном принципе. Оно может быть объяснено только личными интересами.
Такое заключение становится неизбежным, когда мы замечаем одну особенность линии поведения Лусеро. Уникальным в нем было не множество совершенных им преступлений и не редкостное их зверство, не то, что он предал сожжению такое количество невинных людей, или изнасиловал так много девушек и матрон, или конфисковал такое количество собственности, но то, что он преследовал наряду с конверсо многих «старых христиан» всех городских классов. Тем самым Лусеро повернул инквизицию с ее первоначального курса на путь, которого король постоянно избегал, если бы не счел его полезным для своих целей. Но в чем могла быть эта польза?
Как мы видели, король почувствовал, что гонения Лусеро могут послужить противовесом кампании, ведущейся «новыми христианами» против него и против инквизиции в Испании и за границей. Эта кампания представляла Фердинанда лицемером, а его инквизицию — инструментом тирании и лихоимства, не имеющими ничего общего с истинным состоянием веры, которую они якобы защищают. Не только в королевствах Пиренейского полуострова, но и в Италии и во Франции — а на самом деле, во всем христианском мире — репутация Фердинанда потускнела от разъяренных обвинений в том, что он использует миф об иудейской ереси для своих политических и финансовых целей и что иудаизм не представляет никакой опасности для Испании, поскольку почти все конверсо стали искренними христианами, что подтверждают папы и официальные лица папства. Самым сильным свидетельством в пользу этих утверждений был, разумеется, тот факт, что, в отличие от других ересей, так называемая еврейская ересь никогда не мобилизовала в свои ряды «старых христиан». Напрашивается вопрос: как могло случиться, что мощное и хитрое марранское подполье в течение полутораста лет втайне проповедовало иудаизм в Испании? Такое подполье наверняка должно было оставить следы в среде «старых христиан»! Фердинанд отчаянно нуждался в убедительном ответе на этот аргумент, который угрожал выставить пародией как инквизицию, так и его почетный титул Короля-католика. Он, однако, не знал, где найти такой ответ, пока Лусеро не указал ему путь.
3089
См. Llorente,
3090
Lea,