Лусеро продемонстрировал, что инквизиция, с ее методами, пытками и кострами, может добиться гораздо большего, чем можно было подумать. Точно так же, как она «доказала», что среди «новых христиан» мириады иудействующих, она смогла «доказать», что тысячи иудействующих находились среди «старых христиан». Кто мог бы поверить, что Святая инквизиция будет сжигать добрых христиан как еретиков? И кто мог бы поверить, что Фердинанд позволит преследовать «старых христиан» без достаточной причины? Ясно, что, если новый миф сумеет распространиться и укрепиться в сознании народа, кампания инквизиции против «новых христиан» будет выглядеть в ином свете. Утверждения Фердинанда по поводу «опасности» конверсо будут оправданы, а сам он окажется в ореоле славы освободителя христианства от ереси, угрожавшей развратить даже такую страну, как Испания.
Трудно сказать, как долго он намеревался позволить инквизиции продолжать это преследование, но очевидно, что после пяти лет, прошедших с его начала, он все еще не считал, что запланированные цели достигнуты. Лусеро находился в процессе конструирования своей грандиозной доктрины смертоносной клеветы, когда оказался вдруг ошарашен яростной атакой, которую жители Кордовы обрушили на него и его помощников. Потеряв надежду на короля и его Великого инквизитора, которые не собирались расследовать поведение Лусеро, эти люди обратились, наконец, к папе. В этот момент Фердинанд почувствовал, что находится под угрозой. Он побоялся не только того, что Лусеро будет разоблачен, но и того, что вместе с этим разоблачением он потащит за собой вниз и репутацию инквизиции, а вместе с ней и репутацию ее главы и архитектора, короля. Так, войдя в опасную брешь, открывшуюся в стене секретности инквизиции, Фердинанд 17 ноября 1505 г. написал папе Юлию II, убеждая его отвергнуть кордовские петиции. Он утверждал, что папа должен принять наказания, наложенные на осужденных узников Лусеро, не только как справедливые, но и совершенно необходимые. «Ибо если бы и какой-либо другой князь, — писал он, — отказался применить «эти наказания», «создались бы такие страшные раскол и ересь, которые были бы хуже Ария, и Ваше Святейшество должны благодарить Бога за то, что они были обнаружены в мое время, чтобы быть наказанными и подавленными»[3096]. Здесь мы находим косвенное признание в мотиве, побудившем его поддержать Лусеро. Он хотел представить преследование «новых христиан» средством для предотвращения огромной опасности для христианства. Тем самым он хотел не только оправдать эти гонения и ту роль, которую он и инквизиция сыграли в них. Он также хотел выглядеть спасителем христианства от угрозы страшной ереси и раскола, которые, согласно его собственной оценке, были «страшнее Ария».
Однако угроза самому Фердинанду не была устранена этим письмом. Настаивая на своих правах, жители Кордовы получили поддержку со стороны посла Филиппа Австрийского, который полностью был на их стороне, в то время как Фердинанд продолжал свои энергичные усилия к блокированию принятия их петиций. Он написал Лоайсе, своему римскому агенту, 22 апреля 1506 г., приказав ему сделать все возможное, чтобы сорвать попытки «развалить инквизицию», что было «сейчас важнее, чем когда-либо»[3097]. Подробные инструкции были даны, чтобы он употребил все влияние, и ему напомнили, что «Священное Писание позволяет использование силы и хитрости для исполнения службы во имя Бога»[3098]. Сила и хитрость действительно были оружием Фердинанда, и не могло выйти из его канцелярии более типичной инструкции, написанной в его духе.
Если правда обо всей этой истории была в конце концов обнаружена и Фердинанду не удалось достичь своей цели, то только потому, что в решающий момент борьбы против Лусеро Фердинанд оказался вынужденным оставить регентство Кастилии в пользу своего зятя Филиппа Австрийского, а также и потому, что Лусеро, Деса и Фердинанд плохо рассчитали, до какой степени они могут довести свою огромную ложь, когда они применяли ее против «старых христиан». Многочисленные скорбные жалобы «новых христиан» против их преследований инквизицией оставались гласом вопиющего в пустыне, но голоса «старых христиан» были наконец услышаны и привели к формальному расследованию, отставке Десы с поста Великого инквизитора и безоговорочному вердикту «виновен» против архипреступника Лусеро. Если бы этого не случилось, многие хорошие ученые корпели бы над документами кордовской инквизиции, изучали обвинения, столь убедительно представленные ловкими писцами и цензорами Святой инквизиции, и пора-
жались бы размаху и мощи «иудейского» движения, которому удалось совратить столь многих «старых христиан» Испании. Лафуэнте сказал в своем обсуждении дела Лусеро: «Нам наверняка было трудно поверить в чудовищность преступлений, совершенных Лусеро и его сообщниками, если бы в наших руках не находилась информация, которую люди Кордовы велели своим представителям подать королю Филиппу, королеве Хуане и членам их совета от имени Церкви и города Кордовы об эксцессах инквизиторов»[3099]. «Новые христиане» были не столь удачливыми. У них не было старохристианских прелатов, таких как Хуан де Даса, чтобы возвысить голос в их защиту, или такого города, как Кордова, чтобы послать своих депутатов представить свое дело. Не было у них и аристократов, как маркиз Приего, дабы освободить своих узников из темниц инквизиции. Отчеты об их протестах и обращениях были утаены и обречены на забвение. И поэтому, имея дело с их случаями, даже такие крупные и проницательные ученые, как Лафуэнте, имели перед собой только документы инквизиции, и, используя их, они «с трудом могли поверить» в то, что они скрывают за собой историю куда более мрачную, чем ту, что можно получить из прошедших цензуру отчетов «святой инквизиции».
V. Заключение
Наш обзор конфликта между «старыми» и «новыми христианами» в Испанских королевствах XV в. подошел к своему намеченному концу, и вместе с этим мы закончили свои поиски истоков испанской инквизиции. Теперь мы попытаемся подытожить все то, что извлечено из наших различных расследований.
Мы видели, что Фердинанд основал инквизицию как средство для умиротворения антимарранской партии, чтобы ослабить, если не ликвидировать совсем, ее способность устраивать новые беспорядки. Он, вне сомнения, мог предвидеть ущерб и потрясения, которые инквизиция причинит социальной ткани нации, и вред, который она принесет экономике страны. Однако он надеялся свести к минимуму неизбежные потери тем, что позволит всем тем конверсо, которые избегут обвинений инквизиции, сохранить позиции и продолжить свою деятельность, а также использованием доходов инквизиции для продвижения желаемых для монархии проектов. Нельзя, по нашему мнению, отрицать того, что в общем он преуспел в достижении этих целей. Тем не менее, в то время как инквизиция служила ему инструментом, он и сам в определенном смысле стал ее инструментом, или, точнее, инструментом движения, вызвавшего ее к жизни. Фердинанд никогда не забывал о необходимости оставаться в хороших отношениях с народной силой, стоявшей за Святой инквизицией.
3096
См. письмо Фердинанда: Armando Cotarelo у Valledor,