7. Мы объяснили подъем расизма в Испании в первую очередь необходимостью предоставить новое оправдание ненависти к марранам, которых рассматривали как евреев, в то время как традиционная причина для ненависти к евреям — т. е. их религия, враждебная христианству — потеряла с ассимиляцией конверсо и их окончательным искренним принятием христианства большую часть своего влияния. Тем не менее был еще один фактор, способствовавший быстрому распространению расизма в Испании и его особому влиянию на настроение страны, фактор, который нельзя игнорировать. Расизм появился в тот самый момент, когда в Испании поднималось национальное чувство, и оно охватило каждую часть испанского народа. Конечно, в середине XV в. испанское национальное сознание проснулось только наполовину и большинство его ориентиров виделось пока еще смутно. Однако оно нащупывало путь к формированию национального облика и единой национальной сущности из многообразия испанских элементов, выказывавших склонность к объединению. Предлагая свою поддержку этой общей тенденции и претендуя на выступление от имени всей нации, расисты назвали различные группы, которые, по их мнению, подходили для того, чтобы влиться в союз, и указали на те, которые должны быть исключены. Испания не была единственной страной в Европе, где попытки национального объединения породили стремление к унификации, наряду с требованием этнического разделения и исключения неугодных групп. Так призыв расистов к изоляции конверсо (вместе с евреями) от национального конгломерата нашел благосклонных слушателей.
Эти семь причин антагонизма к марранам стали источником новых течений вражды, которые стеклись, как семь мощных притоков, в главное течение враждебности к марранам, сформировавшееся старой неослабной ненавистью, известной в наши времена как антисемитизм. Яростные волны этого бурного, теперь широко разлившегося потока неустанно бились о марранские берега и угрожали пробиться через преграждающую им путь дамбу. Под этой дамбой мы подразумеваем королевское покровительство, предоставленное марранам Королями-католиками. Чтобы предотвратить всеобщий потоп, они ослабили давление потока, открыв ему сток через испанскую инквизицию.
Глава II
И еще несколько мыслей…
I. Концепции и реальность
Имели ли конверсо ясное представление о природе поднявшегося против них движения? Понимали ли они обусловливающие его причины и оценили ли правильно его внутреннюю силу? Трудно дать утвердительные ответы на эти вопросы. Они, конечно, немало думали об этом. Но их положение было слишком запутанным и сбивающим с толку, чтобы найти правильное объяснение. А их предвзятое мнение по поводу места еврейских обращенных в христианском мире еще больше мешало им понять суть проблемы. Это сложившееся в течение длительного периода предубеждение имело под собой историческую подоплеку, а потому было глубоко укоренившимся и практически неистребимым. Мы должны сказать об этом несколько слов, если хотим понять душевное состояние и мысли этих «новых христиан», этнических евреев, и ответить на вопрос, в чем же заключалась причина их слепоты.
То, что нужно отметить в этой связи, может быть вкратце сформулировано следующим образом: столетиями евреи, предшественники конверсо, верили, что их уникальные страдания среди наций проистекали из их уникальной религиозной позиции, т. е. из приверженности Завету, и если бы они согласились оставить свою религию, то избежали бы всех преследований. Таковой же была и позиция Церкви, которая всячески продвигала ее и продолжала настаивать на том, что дискриминация евреев и все их последующие несчастья являются результатом их упрямой приверженности иудаизму, а поэтому, как только они перейдут в христианство, всякая дискриминация исчезнет, и они смогут жить счастливо, как все прочие христиане. Точно таким же было убеждение «новых христиан», унаследовавших его и от своих еврейских отцов и дедов, и от Церкви, которая так настойчиво убеждала их креститься. Потребовались десятилетия — на самом деле, больше, чем два поколения, — чтобы понять, что эта теория в чем-то ошибочна. Ибо даже тогда, когда их обращение было абсолютно полным и сами они считали себя христианами, они могли заметить, что прочие христиане видели их в ином свете.
На деле то, что они видели, было полной противоположностью ожидаемому: чем больше углублялась их вера в христианство, тем более зловещим и враждебным становилось отношение «старых христиан» — или, точнее, постоянно растущей части «старых христиан» — к их группе в целом, и они могли видеть, что это отношение кристаллизировалось во все более враждебных актах. Поначалу «старые христиане» воздвигали препятствия на пути к их возможному продвижению, но позже, когда эти меры оказались неэффективными, неприязнь «старых христиан» переросла в неискоренимую яростную ненависть, направленную на их уничтожение. «Новым христианам» было трудно принять, что тот взгляд, который их еврейские отцы вбивали им в голову и который так настойчиво подтверждался Церковью, всеми ее учителями, святыми и законодателями, был основан на ложных предположениях и концепциях. Не могли они поверить и в то, что все их предки недопонимали уроков своей собственной истории, или в то, что обещания, данные Церковью, были неискренними или же основанными только на благих намерениях. Однако же фактом оставалось то, что условия, с которыми они столкнулись, были чрезвычайно далеки от тех концепций, на которых они выросли.
Что же тогда случилось в испанском христианском обществе? Что послужило причиной растущей вражды, повсеместного обливания грязью и мерзкой волны кровавых гонений, поднимавшейся против марранов? Если бы они были иудеями и столкнулись с такими преследованиями, то могли бы отнести свои невзгоды на счет своего иудейства. Однако конверсо не были иудеями, они были христианами и не могли предоставить самим себе такое объяснение. Единственным ответом, который они могли дать на эти вопросы, ответом, согласующимся с их основными идеями, был тот, что они столкнулись с ненормальным развитием событий, отклонением от христианства тех злых людей, которые завидовали их достижениям.
Мы видим, что зависть действительно имела место, что она подтолкнула и разожгла нападения на конверсо, но мы также видели, что в основе лежало легко узнаваемое еврейство марранов — их идентичность как представителей другого народа скорее, чем приверженцев другой религии. Это нерелигиозное еврейство, как мы видели, делало их отличающимися, сторонними и нелюбимыми, и именно эта нелюбовь к народу как таковому приняла форму расовой ненависти. Марраны, пытавшиеся объяснить этот феномен и справедливо осуждавшие его как отклонение от христианства, никак не могли видеть его более глубокие корни, а если бы могли, то это потрясло бы всю систему их взглядов и структуру мира, в котором они жили.
Поскольку они не могли понять цепную реакцию против них, развившуюся прямо перед их глазами, не могли они и обнаружить звеньев этой цепи и отношений между ними. Кардинал Торкемада был, пожалуй, единственным «новым христианином», который понял, что атаки на конверсо в 1449 г. не были непредсказуемым, ни с чем не связанным явлением, но уходили корнями в прошлое и неотделимо были связаны с ненавистью к евреям, растравлявшей нееврейский мир с античных времен.
Большинство марранов, однако, верило в то, что злобная враждебность, с которой они столкнулись, основана только на социально-экономических мотивах. В этом, как мы видим, была доля правды, но совсем не вся правда. Потому что за социально-экономическим фактором стоял расовый, а за расовым — национальный.