То, что конверсо не видели в атаках на них выражения национальной воли, не удивляет. Несмотря на то что они признавали существование «наций» в «естественном» смысле и даже рассматривали самих себя как составляющих «нацию», они не рассматривали национализм, если только не воспринятый в политическом плане (т. е. как государственную организацию), в качестве причины враждебности между группами. Разумеется, некоторые из их старохристианских врагов утверждали, что сами они говорят от имени всей «нации», или, точнее, от имени государства или республики, которая включает в себя несколько народов или «наций» в естественном историческом смысле, и видели мы также, что они исключили конверсо из этой национальной общности. Однако марраны не могли разглядеть почвы для этого исключения, которое они считали произвольным и абсурдным. Они отвергали две причины, названные их врагами — их «религиозную неискренность» и «расовую неполноценность», — как злобные обвинения, фундаментально ложные, и они не приняли всерьез утверждения своих врагов, что те говорят от имени республики и большинства «старых христиан». Им было трудно поверить в то, что партия их врагов когда-либо будет представлять большинство народа, и мы не можем рассматривать эту оценку беспочвенной, когда вспоминаем о том, что даже в середине семидесятых годов — т. е. за несколько лет до основания инквизиции — «старые христиане» были расколоты в вопросе о том, как следует относиться к марранам. Более того, марраны категорически отрицали, что какая-либо фракция, или даже все фракции, будучи объединенными, имеют право выступать от имени народа. Это право, утверждали они, принадлежит только королю или назначенному им его представителю, а они не сомневались в том, что король, несмотря на все давление со стороны их врагов, был полностью готов встать на их сторону. Принять противоположное мнение и согласиться, что народ имел право говорить от своего имени, потребовало бы такой стадии политического развития, от которой Кастилия в целом была в то время далека, даже несмотря на подъем национального самосознания, нащупывавшего пути к своему появлению и защите своих притязаний.
Можно принять как данность, что марраны не сумели правильно понять эти движения. Однако короли, несомненно, тонко чувствовали их, и хотя они тоже могли не понять до конца их настоящего значения, они понимали то, чего не понимали марраны, а именно что перед ними предстала стихийная сила, которую безумно трудно подавить и чрезвычайно опасно игнорировать. Конечно, с точки зрения испанского политического направления, марраны сделали правильную оценку, поддержав превосходство короля. В этом они остались верными политическому принципу, который культивировался в течение столетия и служил основой абсолютистского режима и которому предстояло подняться в ближайшие десятилетия. Однако с точки зрения собственных интересов они совершили грубую ошибку, когда положились на превосходство королевской власти как на фактор, который обеспечит их безопасность и права. Их ошибка состояла в неспособности понять, что королю для получения абсолютной власти необходимо сперва завоевать симпатию народа путем различных уступок, которые должны служить «приманками». Еще в меньшей степени они открыли для себя то, что они, конверсо, будут первой — и главной — «приманкой», которой короли пожертвуют для достижения своих целей.
II. Расовая замена
Если геноцид в качестве решения марранского вопроса может служить указанием на безграничную ненависть, захлестнувшую мышление расистов, то возникновение теории о гнусности марранской расы указывает на то, что утверждение об их тайном иудаизме не могло в то время служить весомым оправданием для запрещения занятия ими должностей и смешанных браков со «старыми христианами». Ясно, что если бы общественность могла быть с легкостью убеждена в том, что большинство марранов являлись тайными евреями (т. е. еретиками), одного этого факта хватило бы, чтобы оправдать эти запрещения, и не было бы необходимости заходить так далеко, изобретая столь дикие, нелепые теории, как «загрязнение крови» (чтобы предотвратить смешанные браки) и «заговор захвата власти» (чтобы остановить экспансию конверсо в административной сфере). Сама жизнь конверсо как христиан и трудность в нахождении ущербности их христианства предотвратили использование аргумента ереси как достаточной основы для желаемых санкций и заставили их оппонентов искать более приемлемые предлоги. На самом деле, если бы возникла нужда в дальнейшем доказательстве того, что подавляющее большинство конверсо были настоящими христианами, им бы служило появление в это время расовой теории.
Никогда еще не появлялась где-либо в Средние века подобная антиеврейская теория, явно потому, что не было в ней необходимости: иудаизм евреев — их религиозные верования — был для христиан достаточной причиной для того, чтобы докучать им и ограничивать их права. Однако расизм как теория вновь выступил во всю силу с подъемом антисемитизма в XIX в. Необходимо отметить это явление и сравнить его со средневековым аналогом, чтобы полнее понять то, что случилось в Испании XV в.
Внешнее сходство легко узнаваемо. В обоих случаях кампания фокусировалась на унижении и очернении еврейской расы, в обоих случаях делался упор на то, что члены этой расы составляли заговоры с целью эксплуатировать, социально и экономически, большую часть нации, среди представителей которой они жили; в обоих случаях мы слышим об их тайных усилиях захватить жизненно важные позиции в правительстве и таким образом контролировать судьбы нации; и в том и в другом случае утверждалось, что сексуальные отношения с евреями «заразят» и испортят «чистую» кровь нации; и, наконец, в обеих теориях желательным решением вопроса считалось изгнание и массовое уничтожение. Элементы этой теории появились в XIX в. в нескольких странах (включая Францию), но первыми они появились в Германии, где оказали самое сильное влияние.
Немецкий расизм возник в начале XIX в. и был вызван причинами, аналогичными тем, что вывели его на передний план в Испании. В Испании причиной было законодательное и фактическое уравнение в правах обращенных из иудаизма со «старыми христианами». В Германии причиной явилось стремление к социальному равенству еврейского меньшинства с немцами-христианами, поддерживаемое волнами обращения в христианство тех евреев, которые потеряли надежду на достижение этой цели. Там произошло то, что стало известно как «эпидемия крещений», а новообращенные, используя свои права и свободы, вторглись в определенные сферы немецкой культуры и общества, в то время как многие из них вступили в браки с немками и немцами. Расистское движение появилось в ответ на оба процесса задолго до того, как мир услышал слово нацизм.
В течение первой половины XIX в. движение за уравнение немецких евреев с немцами продолжалось, тем не менее, с неослабевающим напором, а параллельно ему, и с не меньшим пылом, — движение против уравнения. В отличие от ранних антиеврейских кампаний, эта кампания немцев в XIX в. все меньше и меньше опиралась на религиозные документы, зато все больше и больше на расовые, так же как и на другие соображения, относящиеся к социальным и экономическим интересам нации. К концу XIX в., когда евреи Германии, эмансипированные с 1860 г., быстро делали ощутимым свое присутствие во многих жизненно важных сферах жизни нации, расистские аргументы стали все больше доминировать в постоянно растущей агитации против них. В то же время религиозный аргумент опустился до своей низшей точки, как в частоте употребления, так и во влиянии.
Так, в Германии, как и в Испании за четыре столетия до того, расистская теория в большой мере заменила религиозную доктрину в оправдании дискриминации евреев, и совершенно очевидно, по той же причине. В обеих странах религия уже не могла поддерживать непреодолимое разделение между группами. В Испании она перестала выполнять эту функцию из-за христианизации евреев, в Германии — из-за общего снижения религиозного влияния в стране. Хотя причины были разными, результат был один и тот же. Отсюда, в обеих яростно антисемитских нациях понадобилось воздвигнуть иное препятствие перед экспансией евреев в социальных сферах и перед смешанными браками с представителями большинства.