Можно достаточно уверенно предположить, что, если бы испанские расисты пришли к власти, судьба марранов не сильно отличалась бы от судьбы европейских евреев при Гитлере. Однако испанские расисты к власти не пришли, государственные инструменты не находились в их руках, а государство позволило преследовать марранов только через инквизицию. Могла ли инквизиция провести в жизнь планы, которые расистское движение замыслило для конверсо? Если кое-кто из его членов был поначалу настроен скептически, то большинство верило, что инквизиция реализует лелеемые ими надежды в отношении конверсо. Бернальдес, один из выразителей их идей, сказал: «Огонь, однажды зажженный, непременно должен будет гореть, пока не поглотит всех иудействующих и не останется ни одного»[3100].
Бернальдес не оставил места для сомнения в том, что он имел в виду этим прогнозом. Инквизиция, говорит он нам, узнала из «признаний» севильских марранов и марранов из других мест, что не только в Севилье, но и в Кордове, Толедо, Бургосе, Валенсии, Сеговии и во всей Испании «все они были иудеями». И таким образом «стало ясным и признанным, что вся раса (linage) была опорочена (infamado) и заражена этой слабостью» (т. е. ересью иудаизма)[3101]. Поэтому совершенно очевидно, что, когда Бернальдес сказал, что все иудействующие должны быть «поглощены огнем», он имел в виду всех конверсо.
III. Параллельное движение
Не может быть большого сомнения в том, что это заявление Бернальдеса отражало не только чувства большинства расистов, но еще и их уверенность в том, что инквизиция была направлена на истребление марранской группы. Однако в конце восьмидесятых годов, когда Бернальдес сделал это заявление, были также и многие расисты, которые, прославляя инквизицию, не были, тем не менее, довольны ее прогрессом и скептически относились к прогнозу Бернальдеса. Они явно были разочарованы скоростью ее процессов, что вело к слишком малому, с их точки зрения, числу осуждений. Им также не нравилось то, что инквизиция не понизила легальный статус марранской общины. Верные своему принципу, призывающему к исключению всех конверсо из рядов «старых христиан», они думали, что инквизиция предоставила предостаточную почву, юридическую и пропагандистскую, для такого исключения, а следовательно, и для издания законов и директив, запрещающих всем марранам принимать участие в какой-либо деятельности, могущей повлиять на судьбы «старых христиан». Поэтому они неизбежно оказались растерянными и сбитыми с толку политикой королей, которые оставили всем марранам, ересь которых не была доказана инквизицией (не говоря уже о тех, что вообще не были обвинены), все их права, имущество, должности и почести. В особенности они были удручены при виде «новых христиан» на высочайших должностях королевской администрации. Таким образом, некоторые аспекты режима не только озадачивали этих расистов и приводили их в замешательство, но и были в их глазах по-настоящему губительными и нестерпимыми.
Они не смели открыто критиковать королей, которые в глазах всей общественности стояли выше любых упреков, но они и не могли оставить вещи в том же состоянии. Расисты думали, что смогут обойти королевскую политику, убедив церковные организации, которые, по крайней мере формально, находились не под королевским контролем, а под контролем высшей церковной власти, издать уставы, запрещающие всем марранам, исключительно на расовой почве, присоединяться к ним и занимать любые церковные посты. Если многие церковные организации примут этот принцип, то правительство, полагали они, должно будет последовать за ними. Таким образом, по их плану они сумеют установить снизу, т. е. посредством самого испанского народа, тот режим антимарранской дискриминации, который короли не установили сверху.
Такова была их основная идея или план, то есть то, что вдохновило расистское движение при инквизиции и создало в восьмидесятых годах XV в. неослабный порыв, который после ста лет агитации покрыл Испанию сетью организаций, верных принципу чистоты крови, и продолжал настаивать на его воплощении во всех сферах испанской жизни. В этом генеральном плане заключалась основная разница между новым порывом стремления к чистоте крови восьмидесятых годов и более ранними попытками отлучения конверсо через аналогичные организационные установления. Ранние попытки, подобные тем, что были сделаны в Толедо (многими «братствами, собраниями каноников и эрмандадами»), против которых действовал Каррильо в своем синоде (1481)[3102], были спонтанными демонстрациями народного недовольства терпимостью правительства по отношению к равноправию конверсо; расистские группы в разных местах также выражали сильное желание покончить с этим равноправием в их собственных кругах. Однако в этой деятельности трудно обнаружить какое-либо запланированное движение национального масштаба, которое мы наблюдаем в идеях расистов, ведущих кампанию в эпоху инквизиции.
Нет необходимости говорить о том, что поборники этих идей не представляли собой организованную группу, действующую по указаниям ее руководства. Их объединяли взгляды, унаследованные от их предшественников (т. е. авторов расистской теории), их общая реакция на главные события, связанные напрямую с марранской ситуацией, и их общий темперамент как политических критиков, жаждущих предпринять независимые действия. Будучи рассеянными по разным местам, но движимые этой духовной близостью, они старались встречаться и переписываться и наконец пришли к соглашению о генеральном плане. Вскоре организовались ячейки активности во многих церковных объединениях по всей стране с целью убедить большинство их членов принять антимарранские уставы. Судя по их результатам, немалое число этих активистов должны были быть хорошими агитаторами и умелыми организаторами, хотя лишь немногие их имена дошли до потомства. С другой стороны, мы знаем названия многих организаций, которые со временем присоединились к расистскому движению.
Из всех этих организаций иеронимитский орден дал сильнейший толчок движению за чистоту крови и поставил его на национальную повестку дня Испании. Роль, сыгранная иеронимитским орденом в этой эволюции, обнаружена рядом ученых[3103], но некоторые аспекты и фазы его деятельности все еще нуждаются в исследовании.
Из различных указаний в источниках видно, что принятие принципа чистоты крови орденом было тщательно подготовлено группой расистских монахов под предводительством Гонсало де Торо, настоятеля монастыря Монтамарта. Нет сомнения в том, что Сигуэнса, историк ордена, имел в виду эту группу, когда говорил о братьях, которые внимательно, «как змеи», наблюдали за поведением «врага» (т. е. «еретических» иудействующих), чтобы ударить по ним при удобном случае[3104].
Случай представился, когда преследования инквизиции побудили многих молодых конверсо искать приема в орден в надежде обрести безопасность в монашеской жизни. Очевидно, что многие из тех, кто предпринял этот шаг, выбрали иеронимитский орден потому, что он (со времен Оропесы) был известен своей дружественностью по отношению к «новым христианам». Иеронимистские расисты, тем не менее, всегда косо смотрели на присутствие среди них марранских монахов, а в особенности тех, кто занимал ведущие позиции. Они, естественно, были встревожены притоком конверсо, которые могли, как опасались расисты, подорвать главенство «старых христиан» в членстве и лидерстве ордена. Под этим влиянием некоторые старохристианские монахи, сначала далекие от расистского подхода, пришли к выводу, что единственной целью вступления этих новичков в орден было избежать расследования и суда инквизиции[3105]. Поэтому вместе с расистами они обратились к руководству ордена, убеждая его воздержаться от приема «новых христиан» в орден, но, по-видимому, безуспешно. Для того чтобы последовать их совету, ордену требовались доказательства их утверждений. Но где же их взять?
3100
Andrés Bernáldez,
3103
См. L. a Páramo,
3104
Хаим Байнарт говорит (