Уильям Лекки, широко известный исследователь европейской морали, считал, что вера преследователей в доктрину и их абсолютная преданность ее реализации сделали их «безразличными» к страданиям жертв и устранили их «нерасположение к причинению им боли»[3170]. Это могло быть справедливым по отношению к некоторым доктринерам, которые настаивали на жестких мерах против инакомыслящих, но сами были далеки от сцены действий. Однако едва ли это может быть справедливым в отношении их последователей и тех, кто занимался преследованиями. В любом случае, взгляд Лекки не увязывается со свидетельством, предоставленным инквизицией. То, что побуждало инквизиторов (разумеется, за малым исключением) применять свои кошмарные приемы к морискам, не было приверженностью тому или иному принципу, но желанием расширить контроль и власть и продемонстрировать это на деле. Что касается морисков, перспектива действительного создания единства веры не вызывала у инквизиторов никакого энтузиазма, потому что их безжалостное преследование было рассчитано не на то, чтобы приблизить их к христианству, а, наоборот, на то, чтобы держать их в отдалении, насколько возможно. Предположить, что инквизиторы не понимали всего этого, было бы по меньшей мере наивным.
Это приводит нас к психологическим факторам, связанным с экспансией инквизиции. Действительно, в течение долгого периода (почти сто лет), когда развернулось преследование морисков, инквизиция применяла любой злодейский акт, любую жестокость, интригу и любой мыслимый заговор, чтобы спровоцировать морисков на мятежное сопротивление и таким образом оправдать их уничтожение. Импульс инквизиции к геноциду конверсо (который, как мы отметили выше, был остановлен на полпути) пытался найти себе воплощение в борьбе против морисков, но не только это толкало инквизицию к ее новой мишени. Привычка мучить, грабить и унижать искала выхода в более широком поле деятельности. То, что костры, грабежи и издевательства перекинулись с лагеря конверсо на лагерь морисков, не может быть объяснено «безразличием к страданиям» (что можно вывести из теории Лекки), но скорее ненормальным, леденящим кровь наслаждением, которое инквизиторы получали от своих омерзительных акций. Похоже, что мучения, которым они подвергали конверсо, не удовлетворяли их жутких, растущих с каждым варварским актом страстей. Ибо подобная практика имеет эффект наркотиков: она заставляет наркоманов искать новые средства интоксикации. Только приняв во внимание этот фактор, мы можем объяснить двойное явление, которое лежит в сердце истории инквизиции: ее бесконечные поиски новых групп жертв и ее постоянные попытки достичь более высокой степени могущества и репрессий.
По всей вероятности, неслучайно начало широкомасштабного гонения на морисков совпало с кампанией за чистоту крови, когда университетам Толедо, Вальядолида и Саламанки было запрещено выдавать дипломы студентам-марранам исключительно на основании их еврейского происхождения[3171]. Нельзя рассматривать этот декрет как признак того, что инквизиция решила постепенно ограничить свою безжалостную, кровавую войну против конверсо и направить эту войну в социально-расовое русло. Расовые меры, принятые ею, не должны были служить заменой, а только дополнением к ее предыдущим агрессивным действиям; они образовали фланговую атаку, при помощи которой инквизиция в своей борьбе с конверсо пыталась разрушить ту социальную почву, на которой они стояли. Ибо на протяжении XVI и XVII вв. инквизиция продолжала посылать конверсо на костры, хотя число сожженных постепенно уменьшалось благодаря смешанным бракам конверсо со «старыми христианами». Еретики-мориски служили инквизиции компенсацией за уменьшение общего числа ее еретических жертв, числа, которое раньше полностью поставляли конверсо. Новые жертвы представили собой важный источник дохода, который до тех пор оставался непочатым[3172], и они также послужили оправданием для уверений инквизиции в том, что ересь в Испании была гораздо более распространенной, чем казалось. Тем не менее причины для гонений на морисков следует искать не только в поисках фондов для инквизиции и в нужде продемонстрировать ее raison d'etre (фр. разумных оснований), но также и в психологических причинах, указанных выше.
Мы можем смело заключить, что по тем же причинам Святая инквизиция не планировала ограничить свои операции двумя «чужими» группами (конверсо и мориски), и с начала XVI в. она неоднократно демонстрировала растущее желание опутать сетью своего террора большие массы испанского народа. Атаки Лусеро на «старых христиан» в Кордове безошибочно отражали эту тенденцию, которая в его случае была остановлена яростными протестами испанской общественности. Испанцы никак не могли принять за чистую монету измышления, с такой наглостью выдвинутые инквизицией, а именно то, что «старые христиане» якобы обратились в иудаизм и, сверх этого, стали миссионерами еврейской веры. Святая инквизиция не забыла горький урок этого удручающего провала. Никогда больше она не повторяла этот стоивший ей так дорого эксперимент, который поставил под удар само ее существование, но желание вторгнуться в ряды «старых христиан» осталось.
Так, в середине 1520-х гг., в то самое время, когда инквизиция начала свою кампанию против морисков, она также открыла новый путь, направленный к вторжению в старохристианское население. Эта новая дорога была отмечена серией рейдов на маргинальные группы, известные своими мнениями, которые, хотя и не были заражены иудаизмом, все же вызывали неблагоприятную реакцию большей части народа. Некоторые из этих мнений, с помощью простых доводов и изящных уловок, можно было легко представить диаметрально противоположными христианскому закону и доктрине и, соответственно, осудить как еретические. Ясно, что последствия таких осуждений могли быть такими же фатальными для «инакомыслящих», как и для любых еретиков. К тому же у общественности не будет никаких средств судить о честности процедур инквизиции, потому что приверженцы этих идей очень редко имели возможность сделать свои взгляды широко известными, хотя их различные теории отражали весь спектр европейской мысли грядущих столетий. Соответственно их адепты в Испании включали в себя мистиков-иллюминатов, квиетистов{27} подобных молинистам{28}, рационалистов вроде последователей Эразма и спиритуалистов вроде янсенистов{29}, свободных мыслителей-философистов и, конечно же, откровенных религиозных диссидентов — протестантов. Хотя каждая из этих групп была малочисленна, как относительно, так и в абсолютных числах, объединенное их преследование инквизицией оставило за собой отчетливый кровавый и разрушительный след, который навел ужас на большие группы старохристианского лагеря.