Здесь мы пришли к корню проблемы, перед которой мы стоим в оценке свидетельств Торкемады о конверсо. Как мог он знать то, что сказал о марранах, об их религиозных взглядах, поведении, привычках и предпочтениях? Ответ следующий: он знал, потому что он сам был одним из них, потому что он жил среди них, общался с ними и из первых рук получал информацию об их взглядах и настроениях. Чужак не может судить с такой уверенностью о позиции группы в любом из ключевых вопросов так, как тот, кто сам принадлежит к этой группе, в особенности если эта группа находится во враждебном окружении. Это то особое знание о вещах, которое приходит изнутри, которым располагает тот, кто сам является частью сообщества, у кого есть контакт с его членами и почитаемыми лидерами, по отношению к которым вырабатывается безотчетное доверие. Ни один еврей не устраивал расследования действий своих еврейских собратьев и не установил, что евреи не используют кровь христианских младенцев для религиозных целей. Тем не менее при этом любой еврей будет готов немедленно поклясться, что подобные обвинения являются беспочвенной ложью, без крупицы правды, обвинениями, состряпанными злыми или глупыми людьми, когда бы они ни были предъявлены. Это знание присуще тому, кто принадлежит к обвиняемой группе, тому, кто находится внутри нее, — знание, заслуживающее большего доверия, чем все сотни расследований, которые могут провести посторонние. Именно эта уверенность, порожденная знанием изнутри, вдохновила утверждения Торкемады.
Исходя из этих соображений мы не должны думать, что, если бы свидетельство, которое мы находим в Трактате, было дано старохристианским кардиналом, оно заслуживало бы большего доверия. Если бы Торкемада был полноценным «старым христианином», вопрос «Откуда он знает?» мог бы быть задан с большей правотой. Он мог бы находиться под влиянием кого-то из своих марранских друзей, которые ввели его в заблуждение ошибочной информацией, или же склоняться к действиям под влиянием друзей, которым доверял, но, тем не менее, ошибаться в данном конкретном случае. Тогда он мог бы подвергнуться справедливой критике из-за отсутствия у него досконального знания, приходящего из прямого опыта и знакомства с фактами изнутри группы. Короче говоря, мы считаем, что свидетельство Торкемады более надежно именно потому, что он и был, и считал себя конверсо, а не просто «другом» марранов при дворе.
Е
Гибралтарский проект
В первой половине августа 1474 г., всего за четыре месяца до смерти короля Энрике и прихода к власти Изабеллы и Фердинанда, несколько тысяч конверсо оставили Севилью и отправились в Гибралтар с намерением поселиться в этом только что захваченном месте[3291]. Большинство из них были беженцами из Кордовы, а другие — севильцы, которые, опасаясь нападений на их группу, искали безопасности для себя и своих семей. Их надежды на убежище в Гибралтаре основывались на плане заселения этого города марранами, который обсуждался и был согласован с сеньором этого места, герцогом Мединой-Сидонией.
Идея родилась в среде конверсо Кордовы после кровавых беспорядков 1473 г. и была поддержана одним из ее ведущих членов, доном Педро де Кордовой, который, по словам Паленсии, отличался «величественным достоинством, подкупающими манерами в беседе и учтивостью в отношениях с людьми»[3292]. В поисках места, где можно жить в мире, свободными от угроз враждебных соседей, они думали о Гибралтаре, недавно отвоеванном у мавров. Малонаселенный город мог бы принять тысячи конверсо, которые вскоре стали бы там подавляющим большинством и таким образом хозяевами своей судьбы. Для того чтобы убедить герцога принять этот план, конверсо предложили покрыть стоимость содержания гарнизона и участвовать в обороне города. Однако при этом они настаивали на том, чтобы комендантом крепости был их человек, дон Педро де Кордова.
Паленсия рассказывает нам, что советники герцога рекомендовали ему отклонить предложение конверсо. «Они утверждали, — сказал он, — что «новые христиане» не в состоянии поддерживать безопасность такого большого города, и указали на необходимость того, чтобы те, кто желает жить там, были хорошо подготовлены к организации и участию в наземных и морских экспедициях, необходимых для защиты города, столь открытого опасностям войны». Они добавили, что «эти боязливые люди, привыкшие к благоустроенной жизни и посвятившие себя в основном низким профессиям сапожников и заимодавцев, будут бесполезны для гарнизона города». Более того, советники утверждали, что «андалусские марраны справедливо имеют дурную репутацию, потому что, будучи приверженными своим иудейским обрядам, они редко с верностью служат католической религии, что является причиной их главных несчастий. Не будет резонным надеяться на благоприятные перемены [в их поведении], если они придут обитать в таком укрепленном городе, потому что, будучи отделенными от «старых христиан», они посвятят себя самому порочному беззаконию, которое сочтут дозволенным, когда бы они его ни пожелали. Тот, кто предоставит возможность для такой распущенности, не будет поэтому свободен от вины»[3293].
Эти мнения советников герцога повторили взгляды, разделяемые в то время многими «старыми христианами» всех классов, в особенности южанами, которые, вслед за беспорядками во многих городах, оказались захваченными антимарранской агитацией. Герцог, однако, игнорировал рекомендации своих советников и вступил в серьезные переговоры с марранами об их проекте. Согласно Паленсии, его побудило к этому ожидание фондов, которые он должен был получить от конверсо; но он мог также и оказаться под впечатлением плана, представленного ему доном Педро де Кордовой. По плану Педро крепость Гибралтара, которая была просто военным форпостом, должна была превратиться в большой, процветающий город благодаря многим тысячам конверсо, которые съедутся сюда со всех концов страны. Таким образом, Гибралтар станет и более мощным укрепленным пунктом, и большим источником доходов. Что касается антимарранских претензий, то дон Педро отверг их как измышления. «Если конверсо поселятся в Гибралтаре, — сказал он, — они ощутимо продемонстрируют там своим достойным поведением и католическими обычаями, что католическая религия соблюдается в их среде много лучше [чем в других], что суждение о них как о пугливых является просто результатом их естественной склонности к миру; но если какая-нибудь опасность будет угрожать Гибралтару, то скоро «старые христиане» увидят, как сильна их приверженность [католической] вере и как хорошо они умеют взглянуть в лицо опасностям войны»[3294].
Как и Докладчик в своем ответе на обвинения толедцев, Педро де Кордова, отвечая на обвинения андалусийцев, настаивает на верности конверсо христианству, их достойной приверженности католической религии и постоянном исполнении ими ее обрядов. Такие определенные, безапелляционные утверждения могли быть сделаны марранами, когда против них выдвигали опасные обвинения, и только в том случае, если под ними была солидная фактическая основа. Здесь нет и тени извинений по поводу каких-либо религиозных проступков или неверного поведения, даже малейшего признания того, что конверсо свернули с праведного пути. Вместо этого мы отмечаем в утверждениях дона Педро твердое отрицание вины, безоговорочную декларацию веры и упор на ошибки «старых христиан» в их суждениях о конверсо как «неверных». Мы увидим, до какой степени эта позиция может быть оправдана дополнительным свидетельством, предоставленным Паленсией касательно гибралтарского проекта.
3291
Palencia,