Выбрать главу

И действительно, ничто не демонстрирует более убедительно слабость так называемой еврейской ереси в Испании, чем подъем мощного расистского движения против конверсо в то время, как христианизация толкала марранов по пути к окончательной ассимиляции. Именно тогда, на этой стадии развития событий, расистское движение увидело свою историческую миссию. Его целью не было спасение испанского народа от воображаемой «опасности» еврейской ереси, а от реальной опасности полной и всеобъемлющей христианизации, которая должна была принести с собой, как верили расисты, доминирование евреев над испанцами и их всевозрастающее этническое слияние. Расисты, люто ненавидевшие евреев, видели это слияние как «порчу и осквернение» — то есть заражение испанской крови порочными тенденциями еврейской расы — и, согласно этому взгляду, представляя конверсо как изначально и неисправимо аморальных, они планировали помешать их слиянию с испанцами не только этнически, но и социально. Расизм, как мы говорили везде, касаясь и Германии, и Испании, есть «последнее препятствие, которое антисемитизм может поставить перед ассимиляцией евреев в большую часть народа»[3357].

Необходимо еще одно, последнее, замечание по поводу этих исторических сражений. В Германии расизм захватил абсолютную власть, поэтому смог проложить путь к своим целям. Однако в Испании он никогда не достиг полной независимости, и поэтому его продвижение зачастую приостанавливалось санкциями Церкви и ограничениями короны. Этим обусловливается важность, которую расисты придавали инквизиции, управление которой было как минимум частично в их руках, хотя инквизиция должна была подчиняться правилам Церкви и приказам короля. Отсюда и разница в окончательном результате. Так, если в Германии расизм достиг своей цели, то в Испании ему это не удалось. Разумеется, в течение долгого времени существовала сегрегация «новых христиан» от большинства испанцев, марранское население понесло страшные потери и страдало от огромного ущерба и ужасных тягот. Тем не менее в далекой перспективе усилия расизма не увенчались успехом. Он не сумел предотвратить окончательного слияния большинства конверсо с остальными испанцами. Поэтому в Испании не расисты одержали окончательную победу, а католическая церковь и большинство конверсо, искавших ассимиляции с испанским народом.

К

Заговоры конверсо против инквизиции

Как можно объяснить общее легковерие, продемонстрированное столь многими видными историками по отношению к утверждениям и обвинениям испанской инквизиции? Что могло заставить людей, обычно известных своими критическими способностями и острым ощущением правды, принять с такой готовностью всю информацию, распространяемую инквизицией, так же как и ее агентами, приспешниками и пропагандистами? Кто может сомневаться, что большинство, если не все инквизиторы были смертельными врагами конверсо и поэтому жаждали доказать их виновность?[3358] Однако даже если некоторые инквизиторы и были нейтральны, испанское общество не было. Оно настолько пропиталось ненавистью к конверсо, что инквизиция находилась в положении, не позволяющем выносить честные вердикты. Кем были свидетели в их судилищах, если не людьми из этого общества? И какой уровень порядочности и мужества требовался от них, чтобы противостоять давлению общественного мнения со всех сторон? Даже если бы инквизиторы были более или менее беспристрастными, мы были бы должны отнестись с подозрением к каждому решению или вердикту, принятому таким судом, как испанская инквизиция. С насколько большим подозрением мы должны относиться к ее отчетам и приговорам, когда и ее чиновники, и общество жаждали крови конверсо! Возможно ли полагаться на документы, составленные в духе злобы, мстительности и страстного желания отправить конверсо на костер? Ненависти инквизиторов к конверсо, которой мы имеем неоспоримые доказательства, достаточно для того, чтобы подвергнуть сомнению их документы и приговоры в той мере, которая делает их практически ничтожными. И это вдобавок к тому, что инквизиция регулярно применяла пытки, чтобы выбить «признания» в преступлениях, приписываемых обвиняемым. Как можем мы принять всерьез какую-либо информацию, полученную под пытками или под угрозами пыток, если она не подтверждена свидетельствами, заслуживающими доверия? Такое подтверждение вряд ли было возможно при инквизиции, потому что ее свидетели не подвергались с обвиняемыми перекрестному допросу, даже их имена оставались в тайне для защиты, и эта секретность позволила многим подлецам удовлетворить свою вражду и зависть к обвиняемым или свое желание послужить инквизиторам. Если мы прибавим ко всему этому тот факт, что в Испании царил террор инквизиции, отпугивающий кого бы то ни было от защиты обвиняемых, и рвение как Короны, так и инквизиторов к конфискации имущества осужденных, к какому выводу можем мы прийти, кроме того, что документы инквизиции не заслуживают того доверия, которое они обычно вызывают?

Тем не менее мы не предлагаем не обращать внимания на эти документы. Они, разумеется, включают в себя некоторые генеалогические сведения, информацию о семейных отношениях, о роде занятий обвиняемых, и подобная информация может оказаться полезной в реконструкции некоторых элементов прошлого. Однако в том, что касается сути судебного процесса — событий, о которых идет речь в обвинении, — мы должны отнестись к ним с предельной осторожностью и с минимальным доверием.

Между тем так следует отнестись не только к самим документам инквизиции в том, что касается конверсо. Также и заявления по поводу марранов, сделанные нейтральными лицами, жившими при инквизиции, должны подозреваться во лжи. Очень редко их можно принять таковыми как они есть, потому что парализующий страх диктовал людям их каждое слово. Обвиняющие документы систематически уничтожались, не исключая и тех, где содержались свидетельства или намеки на истинное христианство марранов. Любые такие ссылки обычно камуфлировались до такой степени, что нельзя было понять, защищает ли автор конверсо или, наоборот, обвиняет их. Легко понять мотивы Бернальдеса, лютого врага конверсо, зато совсем нелегко обнаружить точное отношение к марранам или к специфическим обвинениям, выдвинутым против них, когда мы подходим к таким авторам, как Паленсия или Мариана, или даже к таким марранским авторам, как Валера или Пульгар. Никто из них не рассказывает свою историю напрямую, не говоря уже о полной истории или хотя бы о ее солидной части. И редко они позволяют себе четкие высказывания о невиновности марранов.

Излишне говорить о необходимости подвергнуть проверке правдивость анонимных документов того периода, в особенности когда оказывается, что они появились из кругов, близких к инквизиции или от нее самой. То, что многие крупные ученые не отнеслись к ним подобным образом, а приняли их в качестве документов, заслуживающих высокого доверия, становится очевидным из знакомства с научной литературой, касающейся заговоров, предположительно организованных марранами против инквизиции.

Севилья, 1481 г.

Одним из таких документов является анонимное сочинение, касающееся реакции севильских конверсо на основание инквизиции в их городе. Оно сохранилось в двух копиях, одна XVIII в., а другая XVII в., находящихся в Biblioteca Colombina в Севилье, и озаглавлено «Отчет о встрече и заговоре, организованных еврейскими конверсо против инквизиторов, которые прибыли [в этот город], чтобы учредить Священную Канцелярию Инквизиции». Амадор де лос Риос был первым, кто использовал этот документ, представив его содержание как достоверный факт и не видя никаких причин для его проверки[3359]. Позднее Фидель Фита опубликовал его полностью[3360], назвав «драгоценным документом», который «удостоверяет и вкратце описывает» «знаменитый заговор», который составили против инквизиции севильские конверсо[3361]. Согласно Фиделю Фите, этот документ был взят из работы, составленной Кристобалем Нуньесом, «капелланом Королей-католиков и библиотекарем севильской церкви около 1500 г., когда Нуньес был уже стариком»[3362]. Хотя Фита говорит об этом как о достоверном факте, его уверение основано просто на догадке. Этот листок, должны мы отметить, не упоминает ни о доне Нуньесе, ни о его работе. Что же тогда привело Фиделя Фиту к этому приписыванию?

вернуться

3357

См. мою статью «Antisemitism» // Encyclopaedia Hebraica, IV (1950), pp. 493a-513a.

вернуться

3358

«Новые христиане» неоднократно подчеркивали враждебность инквизиции по отношению к марранам, а папа Сикст IV осудил ее эксцессы, порожденные алчностью и пренебрежением к справедливости. См. Pulgar, Crónica de los Reyes Católicos, ed. Carriazo, I, 1943, p. 337; II, p. 340; и см. папские буллы от 29 янв., 2 февр. и 18 апр. 1482 г., в В. Llorca, Bulario Pontificio de la Inquisición Española, 1949, p. 59ff., 63ff. и 67ff. Последняя булла, критикующая инквизицию Арагона, может быть также воспринята как говорящая в первую очередь об инквизиции в Кастилии.

вернуться

3359

См. его Historia, III, p. 247, n. 2.

вернуться

3360

Сперва в RAH, Boletín, XVI (1890), pp. 450-456, а затем в его España Hebrea, I (1889), pp. 185-190.

вернуться

3361

Т.ж., стр. 85.

вернуться

3362

Т.ж., стр. 191. Цит. описание Нуньеса, на которого опирался Фита, было сделано автором XVII в. См. также ниже, прим. 6.