Поэтому представленный выше бунтовщический заговор выглядит не чем иным, как клеветническим обвинением, что подразумевается также и приписыванием марранам других злодейских замыслов. Согласно рукописи, скопированной Себастьяном Ороско, марраны намеревались убить не только инквизиторов, но также и «всех сеньоров и кабальеро» и «всех христиан» (предположительно тех, кто должен был участвовать в процессии Тела Христова). Это напоминает об обвинении, возведенном на севильских конверсо, которые якобы планировали отмстить за себя своим врагам, напав на инквизиторов. Однако, если сравнить намерения, приписываемые нашим автором толедским конверсо в 1485 г., севильцы 1481 г. выглядят в куда лучшем свете. Ибо о севильцах было сказано, что они хотя бы делали различие между друзьями и врагами среди местных «старых христиан»; о толедских же конверсо сообщалось, что они планировали массовое убийство всех без различия «старых христиан», кто должен был участвовать в процессии, тем самым показывая, что они ненавидели всех «старых христиан» и им было наплевать на жизнь любого из них. Именно это, разумеется, и хотели инквизиторы, их обвинители, внедрить в сознание христианского населения Толедо.
Однако давайте подумаем, как повлияла бы такая атака на отношения между «старыми» и «новыми христианами» в Толедо и Испании вообще. Нет сомнения в том, что у конверсо были друзья в Толедо, заинтересованные в сохранении этой дружбы. Мы уже отмечали, что в 1467 г. они нашли убежище в двух старохристианских кварталах, где хозяева домов, «старые христиане», защищали их от нападавших, и нет сомнения в том, что эта дружба позволила марранам восстановить свою общину после разгрома в 1467 г. Более того, мы знаем, что в 1484 г. Гомес Манрике, коррехидор Толедо, обратился от имени города к королеве Изабелле с просьбой отложить установление инквизиции в Толедо, потому что такой шаг неизбежно приведет к бегству многих конверсо из города и нанесет непоправимый ущерб экономике города. Паленсия, автор этого сообщения, рассказывает, что королева согласилась на эту просьбу[3383], хотя, как мы знаем, она потом изменила свое решение, возможно под влиянием своего мужа или инквизиции. Манрике, однако, не обратился бы к ней, не будучи поддержан большинством старохристианских высших классов, а среди тех наверняка были многие «старые христиане», настоящие друзья конверсо. Но если бы эта якобы запланированная атака на процессию состоялась, и в ней без разбору погибли бы «старые христиане», то все еще существующее в Толедо дружеское отношение к конверсо было бы потеряно навсегда. На смену дружбе пришла бы непримиримая ненависть, страшнее, чем та, что марраны когда-либо испытывали, и она выплеснулась бы за пределы Толедо и охватила всю старохристианскую Испанию. Поэтому мы считаем, что если и ничто другое, то хотя бы собственные интересы заставили бы конверсо исключить возможность такого шага.
Мы можем допустить, что утверждение нашей рукописи об убийстве «всех сеньоров и кабальеро», так же как и «всех старых христиан» и т. д., было добавлено автором на почве слухов, но не являлось частью плана конверсо. Тем не менее такое предположение не вяжется с остальной частью отчета. Сама по себе попытка убийства всех инквизиторов в то время, когда они шествуют в праздничной процессии, повлекла бы за собой столкновение со всеми участниками процессии, которые, конечно, поспешили бы на помощь инквизиторам, превратив все это в сражение всех со всеми до победного конца. В особенности это случилось бы, если конверсо планировали захват городских ворот, башни собора и наконец захват всего города. Отсюда, если принять как факт, что они планировали нападение на процессию Тела Христова, то необходимо принять и утверждение, что они намеревались убить «всех сеньоров и кабальеро» и т. д. Конечно, марраны могли бы позже заявить, что условия боя были таковы, что не позволили им различить между врагами и друзьями, но это не освободило бы их от ответственности за результаты, которые легко предсказать.
Мы уделили особое внимание возможным последствиям приписываемого марранам заговора в Толедо 1485 г., поскольку эти последствия могут не быть очевидными для современного читателя. Однако они должны были быть абсолютно ясными для толедских марранов. Они не могли не понимать, что нападение на инквизицию, описанное нашим автором, не имело ни малейшего шанса облегчить их тяготы, но зато все шансы на свете сделать их нестерпимыми. Более того, это предотвратило бы даже возможность спастись бегством, что было их лучшим средством к выживанию, потому что, приняв такой план, марраны не позволили бы членам своей общины бежать, ослабляя тем самым защитные ресурсы общины. Короче, такой план был бы рецептом к самоубийству, а конверсо явно не к этому стремились, по крайней мере их большинство. Поэтому, какими бы ни были ожидания некоторых горячих голов их группы, невозможно сомневаться в том, что многие из них предвидели устрашающие последствия вышеупомянутой авантюры (если предположить, что это когда-либо было предложено!) и резко возражали против этого. Мало того подобный план никогда не мог быть осуществлен без единогласного или почти единогласного принятия марранской общиной, а поскольку это никак не было возможным, этот план не мог быть принят. Это еще одна причина, которая приводит нас к выводу, что предполагаемый заговор конверсо был не чем иным, как плодом фантазии их обвинителей. Это было клеветническим измышлением, распространенным инквизицией по ее собственным особым мотивам, и это напоминает нам о необходимости разобраться в том, каковы были эти мотивы или какой цели могла в то конкретное время и место служить эта клевета.
Эта цель указана в первой части отчета, которая относится к отказу толедских конверсо явиться в инквизицию для примирения. Это, несомненно, было новой тактикой, принятой толедскими конверсо в их борьбе против инквизиции. К 1485 г. все марраны знали, что Эдикты милости, которые якобы обещали гарантию против сожжения и конфискаций, на самом деле не давали никакой гарантии. Инквизиция сперва накладывала штрафы в процессе примирения, а потом зачастую возвращалась к этим же «примиренным» с обвинением в том, что они сознались не во всех прегрешениях и, соответственно, судила и наказывала их как еретиков. Часто она также обвиняла их умерших родителей в приверженности иудаизму или исполнении его обрядов и на этой почве грабила их наследников (т. е. «примиренных» конверсо), отбирая у них унаследованное имущество. Однако, пожалуй, хуже всего было давление, которое оказывали инквизиторы на покаявшихся, заставляя их быть осведомителями и доносить о любом отклонении от веры своих родственников, друзей и знакомых. Под этим давлением, сопровождаемым угрозами, многие из тех, кто явился для примирения, снабжали инквизицию информацией, достаточной для того, чтобы затащить в застенки инквизиции многих невинных «новых христиан», которые представили собой первую группу «виновных», с которых инквизиторы могли начать свое расследование. Несомненно, толедские конверсо пришли к мысли, что они скорее выиграют, чем проиграют, если избегнут «примирения». В любом случае они могли надеяться, что, заняв такую позицию, они могут воспрепятствовать или опередить инквизиторские операции. Очевидно, что все они пришли к соглашению об этом и действовали с удивительным единством.
Новая политика, принятая марранами, и их безмолвный отказ от инквизиционной «милости» явно сильнейшим образом обеспокоили инквизиторов. Теперь им приходилось полагаться только на информацию, полученную от старохристианских осведомителей, а ее было немного. Следовательно, им пришлось думать о том, как побудить «старых христиан» свидетельствовать против «новых» и заставить конверсо убрать воздвигнутый ими вокруг себя забор молчания. Сфабрикованное обвинение в заговоре «новых христиан» напасть на процессию Тела Христова предназначалось для этой двойной цели. Однако для того чтобы «старые христиане» действительно поверили в это, а «новые» почувствовали угрозу, этот вымышленный заговор должен был быть «раскрыт», обнародован и осужден, а несколько конверсо — формально обвинены и приговорены к повешению.