Исторические предпосылки
Глава I
Еврейский вопрос
27 сентября 1480 г. испанская правящая чета Фердинанд и Изабелла издали указ об основании в их королевствах трибуналов для осуждения случаев «еретической развращённости» [1], и вскоре, предположительно в ноябре, они же создали первый из этих трибуналов, ставших известными под общим названием испанской инквизиции [2]. Королевский декрет с ясностью указал, что инквизиция создаётся с целью поиска и наказания евреев, перешедших из иудаизма в христианство и нарушивших законы Церкви, продолжая втайне быть приверженными иудейской вере и исполнять еврейские обряды [3]. Ни одна другая группа не была отмечена, ни одна иная цель не была названа — факт, который сам по себе предполагает тесную связь между созданием инквизиции и еврейской жизнью в Испании. И другие факты подтверждают эту связь. Марраны, упомянутые в королевском декрете, в большинстве своём были отпрысками евреев, принявших христианство во время тех фатальных пятидесяти лет (1367–1417), когда яростные преследования заставили множество евреев, а точнее — большинство испанского еврейства — оставить свою религию и стать христианами [4]. Ясно, что установление испанской инквизиции, так или иначе, было связано с этими преследованиями, и изучение их причин неизбежно требует взвесить их социальные и политические предпосылки. Это, в свою очередь, побуждает нас рассмотреть факторы возникновения еврейского вопроса в Испании.
Тем не менее еврейский вопрос в Испании не вырос на исключительно испанской почве. Он был частью положения евреев в средневековой Европе, и это положение, как большинство явлений в Средние века, уходило корнями в Римскую и предримскую эпоху. Детальное описание эволюции еврейской проблемы с античных времён и до рождения инквизиции вышло бы за рамки этой книги. Однако краткий рассказ об этой эволюции и, превыше всего, о её людях и ключевых элементах является необходимым для нашей дискуссии. Без этого трудно объяснить появление инквизиции, её природу, цели и историческое развитие.
«Ненависть к евреям и подстрекательство против них, — сказал Теодор Моммзен, — стары, как и сама диаспора» [5]. Когда Моммзен сделал это категорическое заявление, его внимание было сфокусировано на отвращении к евреям во многих частях эллинистического мира. Но эта единственная в своём роде враждебность, «ненависть к евреям» и особое «отвращение», сопровождавшее эту враждебность, ни в коем случае не были «стары, как диаспора». Понадобились особые политические и социальные обстоятельства и долгое развитие определённых норм общественного поведения, чтобы создать тот особый тип ненависти, который Моммзен имел в виду.
Положение чужеродных меньшинств в античные времена было в целом не лучше, чем в более поздние периоды. Терпимость к чужакам была редким явлением и, как правило, не распространялась за пределы кратких визитов торговцев, прибывавших с нужными товарами. Пока их визиты продлевались санкциями властей, негативная реакция на их пребывание была меньше. Но даже тогда их намерения вызывали сомнения, за их передвижениями следили и власти, и население, а свобода их действий была обычно ограничена рамками, заданными властями. Некоторые социологи полагают, что в основе такого отношения лежит инстинктивный страх перед чужаками как потенциальными врагами — страх, связанный с сопротивлением многих животных вторжению в их владения. Это чувство, которое греки назвали ксенофобией, диктовало политику по отношению к пришельцам. Однако такая политика, как и означенное чувство, были присущи не только грекам. Данное явление практически универсально.
Результатом его стало применение военной силы при любой попытке любой группы, племени или нации обосноваться на чужой территории. Греческие колонии в Малой Азии и Сицилии, равно как и финикийские колонии в Северной Африке и Испании, были не только экономическими, но и военными аванпостами. Евреям в период Первого и Второго Храмов не хватало желания или возможностей для подобных военных предприятий, и они не обосновывались на чужой земле без согласия властей. Это обеспечивало им особую правительственную поддержку, а иногда и надежные гарантии. Понятно, что никакой властитель не давал таких гарантий, не увидев достаточной выгоды для собственных интересов, и, более того, не чувствуя себя достаточно сильным, чтобы справиться с ожидаемым недовольством местного населения. Возникает вопрос: под каким давлением покровительство властей может быть снято и, как результат, ликвидировано присутствие меньшинства? Но для продолжения его присутствия были, совершенно очевидно, необходимы два условия: меньшинство должно быть полезным постоянно, а власти — постоянно сильны.
Однако первые еврейские поселения в диаспоре возникли не в результате добровольного соглашения, а были навязаны завоевателями. Ничто не указывает на особые тяготы, возложенные на жителей Израиля, перемещённых в Ассирию (в 724 и 721 гг. до н. э.), или на евреев Иудеи, изгнанных в Вавилон (в 597 и 586 гг. до н. э.), — то есть на тяготы, более тяжелые, чем бремя, возлагавшееся на жителей других покорённых стран. Нет у нас и никаких свидетельств о «ненависти к евреям» или о каком-либо «подстрекательстве против евреев» при этих обстоятельствах, потому что оказалось, что через 50 лет после начала вавилонского изгнания евреи Иудеи смогли освободиться от тягот и ограничений и влиться в основное русло вавилонской экономики в качестве её свободных и активных участников [6]. Им даже удалось оказать впечатляющую помощь многим тысячам евреев Иудеи, вернувшимся на родину в 536 г. до н. э. [7] Что же касается евреев, оставшихся в рассеянии, условия их жизни под персидской властью явно улучшились, как социально, так и политически, в период первого века империи [8]. Однако есть некоторые признаки того, что во втором веке возникли сложности в отношениях между евреями и властями и между евреями и некоторыми сегментами местного населения. Хотя наши сведения об этих трениях слишком скудны, чтобы делать определённые выводы, можно предположить, что проблемы возникли в результате всевозраставшей нетерпимости по отношению к процветающей еврейской общине. Железный закон в истории взаимоотношений разных групп гласит: терпимость большинства по отношению к любому меньшинству уменьшается с ухудшением положения большинства, в особенности когда это сопровождается постоянным улучшением статуса меньшинства. Всякое ослабление власти в таких случаях видится народу как удобный случай ударить по меньшинству со всей силой. По-видимому, это и случилось в Персии в тот период, когда беспорядки раздирали империю на части [9]. Но каковы бы ни были причины и природа такого развития событий, они произошли не в начале существования диаспоры, а столетием позже.
Эти беглые ремарки были необходимым предисловием к дальнейшему обозрению главной сцены наших интересов. А сцена эта — Египет двадцать шестой династии, приблизительно в начале VI в. до н. э. Египетский фараон Псамметих II, в то время потенциальный союзник Иудеи против Вавилона, мобилизовал группу солдат-фермеров из числа иммигрантов из Иудеи, чтобы охранять Элефантину (Джеб), свой самый южный форт, находящийся прямо против эфиопов, с которыми Египет вёл долгую войну [10]. Другие позиции на северо-восточной границе, возможно, также охранялись евреями, бежавшими из Иудеи в 586 г. до н. э., после того как Иудея стала добычей Вавилона. Если мы правильно понимаем некоторые упоминания в Библии, многие из этих переселенцев присоединились к уже существующим поселениям, основанным евреями из Иудеи, искавшими безопасное место в Египте во время более ранних нашествий на их страну [11] — то, что не могло произойти без благосклонного отношения со стороны Египта. Резонно предположить, что такое отношение сохранялось до тех пор, пока Египет сталкивался с опасностью с востока и такая политическая ситуация с соседями не изменилась коренным образом.
1
Смотри текст декрета, опубликованный F. Fita, «La inquisición anormal ó anticanónica, planteada en Sevilla» // RAH,
2
Приблизительная дата, приведенная выше, основана на первой декларации инквизиторов, датированной 2 января 1481, согласно которой они, приблизительно за месяц до этого, после начала их деятельности в Севилье, получили сведения о том, что несколько мужчин и женщин бежали из своих мест жительства в страхе перед судами инквизиции (там же). Точная дата начала операции инквизиции недоступна.
3
См. Королевский декрет от 27 сентября (т.ж. стр. 448) и буллу папы Сикста IV от 1 ноября 1478 г. (санкционирующую установление инквизиции в Кастилии), которая была включена в этот декрет (
4
По поводу антиеврейских преследований в этот период см. ниже, стр. 97, 118–137,158-163. По поводу числа обращенных в результате этого евреев см. мою книгу
6
To, что предпринятые Ассирией депортации и обмен населением служили не только умиротворению мятежных стран, но также укрепили ее власть в других завоеванных территориях (с помощью высланных, которые нуждались в защите), было впервые отмечено в работах: Н. Winckler,
Под космополитичной властью Персии условия этих изгнанников должны были улучшиться, как указано в книге S. Daiches,
8
Мы можем вывести это из присутствия еврейских придворных и других влиятельных евреев при дворах персидских царей, как это отражено в: Ездра (7:14, 21–22, 26), Неемия (2:1, 6–8; 13:6) и Есфирь (2:19, 21; 3:2; 8:2); также см. ниже, прим. 9.
9
С этими конфликтами перекликается короткий пассаж Гекатей Абдерский (цит. Иосиф Флавий. Против Апиона, I. 22), который говорит о религиозных гонениях на евреев [со стороны персов], и заметка, сохраненная Евсевием в его хрониках (Migne, PG, 19, р. 486; и издание Е. Schones,
10
Эту реконструкцию поддерживает информация, предложенная в письме Аристея (перевод М. На-das, 1971, р. 99-юо), о том, что Иудея послала вспомогательные войска Псамметиху для его войны против Эфиопии, а также хорошо установленный факт (Геродот II. 161 и надпись на колонне Рамзеса в Абу-Симбеле), что Псамметих II (594–589 до н. э.) завоевал Эфиопию в 591 г. до н. э. Вслед за Г. Роулинсоном (G. Rawlinson,
Недавно аргумент, продвинутый Роулинсоном, был оспорен на той основе, что Седекия, который подтвердил свое подданство Навуходоносору в 594–593 гг., вряд ли мог предложить в следующие два года военную помощь Египту, сопернику Вавилона (см. Sauneron и Yoyotte, FT, II [1952], pp. 131–136, и В. Porten,
Поэтому, если свидетельство Аристея в его письме принимается как в основном историческое, то баланс противоречия в этом вопросе склоняется на сторону Псамметиха II, хотя рекруты в его армии из иудейских беженцев в Египет могли принять в письме Аристея форму вспомогательных сил из Иудеи.
11
Иер. 44:1. Пророчество по поводу того, что «пять городов в земле Египетской будут говорить языком ханаанским» (19:18–20), могло быть сделано под влиянием присутствия иудейских общин в Египте, основанных беженцами после ассирийского вторжения в 701 г. до н. э. Его ссылка (