Жить так Шеметун мог лишь какое-то время. И когда отсутствие «интеллигенции» стало для него невыносимым еще и по иным причинам, он решил обзавестись в известной мере собственным, военного времени, семейным домком. (Только теперь он постиг, в чем тайна супружеской жизни Девиленева.) Однако девушка, которую он вывез из Москвы «для дома», продержалась у него ровно две недели.
Лишь вторая попытка — с Еленой Павловной, скромной беженкой с Волыни, потерявшей где-то на войне своего мужа-учителя, — удалась Шеметуну. Эта бывшая сельская учительница не только осталась при нем, но еще и прониклась благодарностью к своему временному покровителю за то, что он предоставил ей покойное убежище.
Поэтому очень скоро между ними возникла бескорыстная дружба. Только при этой женщине вполне обнаружилась доброта шеметуновской натуры. Он сам ездил в город за покупками по хозяйству, никогда не забывая привезти какой-нибудь гостинец и своей Елене Павловне.
Всякий раз, прежде чем выложить подарочек — дешевые духи, пудру или что-нибудь еще в этом роде, — Шеметун распаковывал привезенные припасы, то есть все, что только можно было достать в городе, и весело напевал:
После всего перенесенного Елена Павловна сделалась крайне непритязательной. И если беспечного Шеметуна охватывала скука от однообразия жизни с нею, он мог ехать куда угодно и когда угодно. Обычно — если приступ скуки был не слишком силен — он наезжал в Александровское, к управляющему Юлиану Антоновичу. В Александровском все-таки было какое-то общество: жена Юлиана Антоновича и его сухопарая, непривлекательная дочь Шура.
Кроме них, на травке под прогретыми солнцем вишнями собирались обычно еще две-три женщины — жены или дочери других служащих имения.
Из всех них единственным подходящим объектом для скромного ухаживания была двадцатилетняя приказчикова жена Нина Алексеевна — та самая, которую переселили в Александровское с хутора Обухово. Эта тоненькая и гибкая, как тростинка, женщина уже два военных года жила без мужа, с двумя детьми. Она кокетливо повязывала себе голову шарфом так, чтобы развевались концы, и мучилась томлением своих двадцати лет; томлением по тому сладко-неопределенному и непостижимому, что с каждым вечером умирало в полях, простершихся до самого пылающего, и гаснущего, и вечно неразгаданного горизонта.
Она сама зазывала Шеметуна, с упреком говоря ему:
— Что это за рыцарь, который не ухаживает за дамами!
Лотом она переводила разговор с войны на свое нетерпение, с каким она ждет, когда же наконец эту вековечную сонливую скуку, словно чудом, нарушит появление пленных. Ее нежное сердце уже сейчас занимали эти несчастные. И она укоризненно тормошила Шеметуна: пусть он сейчас же скажет, будет ли он мучить пленных?
А Шеметун, шутки ради, поддразнивал дам притворным цинизмом.
— Эта война, — говорил он нарочно читательницам «Русского слова» [93], — война москалей, а отнюдь не сибиряков. От Сибири до немца так же далеко, как и до англичанина. Вот с англичанином Сибирь скорее схватится. Забирается козел в огород…
Если же дамы слишком уж любопытствовали, что же пленные, — Шеметун доверительно наклонялся к самым их прическам и галантно шептал:
— Мадам, разрешите отрекомендоваться, — представитель фирмы «Обухов и компания». Заграничные удовольствия оптом и в розницу, по доступным ценам! Прошу вашей благосклонности…
Нина Алексеевна, рассердившись на дерзкие шутки, гонялась за Шеметуном под деревьями вишневого сада, Иногда в этой забаве, мешая Нине Алексеевне, принимала участие ревнивая Шура. Потом Шеметун давал поймать себя одной из них, и все трое усаживались где-нибудь в уголке сада и оглашали вечереющий воздух пением страстных романсов.
Шеметун любил петь под звездами. Могучим дьяконским гласом он вытягивал:
Молодые женщины сидели в сумерках, притулившись под каким-нибудь кустом, как цыплята под крылышком квочки, вздрагивали от наслаждения и пугали Шеметуна полицией.
Приходилось Шеметуну, конечно, сидеть и с самим Юлианом Антоновичем. Они играли в шашки на веранде, за чаем, пирожными и наливками, и деловито беседовали о пленных, которых пригонят на Обуховскнй хутор.
— Что ж, рабочие руки будут! По двугривенному за голову в день, А вас, сударь, властью начальника гарнизона, я произвожу в толмачи моего величества.
93
Еженедельная буржуазная газета умеренно-либерального направления. Издавалась в 1897–1917 годах в Москве И. Д. Сытиным.