Из мокрых изб, на скользкую, в лужах, дорогу, на траву, от которой поднимался утренний теплый пар, вышли бородатые мужики, румяные бабы, подростки. Босоногие детишки, осмелев, подобрались к самой колонне пленных. Разинув рты, слушали они, как командовал по-немецки Бауэр. Во всех окошках торчали любопытные. Гавел, стоявший в первом ряду и четко, по команде, двинувшийся вперед, махал рукой, прощаясь со всеми этими людьми. Из озорства, для увеселения товарищей, он кричал на обе стороны:
— Привет, старый! Привет, девчата! Мы еще придем!
Когда колонна миновала последнюю избу и вышла в поле, он воскликнул:
— Abgeblasen! Ruht, rauchen erlaubt! [105]. Ей-богу, вернусь сюда.
Потом добавил:
— Эх, хорошо тут, Овца! Вот честное слово, я от братьев-славян убегать и не подумаю!
Поля, смоченные ночным дождем, были еще тяжелыми в этот ранний час. От зеленей, от пашен подымался пар, дымка окутывала горизонт, и небо затянул серебристый туман утренних испарений. Но вот из груды облаков выплыло солнце — и земля вздохнула. Поля засмеялись во всю свою молодую, полнокровную ширь; день зажужжал пчелой, медленно разгораясь к полудню, и от горизонта до горизонта звенела единая мелодия, взмывала к небу и с неба лилась потоками в человеческие груди.
Бауэр шел впереди колонны. Он держался рядом с конвойным солдатом и, подбодренный вчерашним успехом, упорно пытался говорить с ним по-русски. Гавел рассказывал о маневрах, о загородных прогулках в окрестностях Праги. Беранек, который не мог равнодушно смотреть, как глушат сорняки бедные мужицкие полоски, присоединился к крестьянину Вашику.
Вашик слушал этого батрака молча, с достоинством богатого хозяина, который не тратит слов даром. Взор его был обращен на поля, и видел он межи своих полос, знакомые проселки, — они после ночного дождя такие же, как тут, — вспомнил и знакомый тракт, по которому с восходом солнца катятся к городу легкие крестьянские повозки. Такими вот утрами, как сегодня, крестьяне перекликаются о том, что-де ночью выпало золото…
К полудню кончились скудные мужицкие полоски и бесплодные, непаханые земли. Теперь вправо и влево от дороги волновалось сплошное море колосьев; с одной стороны оно вздувалось пологим холмом, переливаясь за него куда-то к горизонту, а с другой стороны бежало вдоль дороги, вместе с нею переходило через мелкую речушку и обильными волнами хлебов взбиралось на покатый склон. Берег этого зеленого моря был далеко-далеко — там, где начинался лес и белели стены господской усадьбы с красной башенкой, выглядывавшей над деревьями сада.
Конвойный с бессознательной гордостью показал Бауэру на это море с далекими берегами.
— Гляди, пан, вот это все — обуховское. Полковника. Того, с бородой.
Бауэр с той же гордостью поспешил передать это пленным. У чехов невольно взыграло сердце. Они долго молча озирали это богатство. Только через некоторое время послышались разговоры.
— Не робей, ребята, форвертс! — крикнул Гавел. — Я ж говорю, мы в два счета объедим эту голодную Россию!
— Пан Беранек, а что, у нас имения, ну хоть бы императорские — тоже такие?
— У нас! Нам бы такое!..
— Вот тут только и видишь, какой мы бедный народ! Неразговорчивый солдатик Тацл, парикмахер по профессии, злобно вздохнул:
— А все — Белая Гора! [106] Все свары среди нас, чехов! Эх, было бы у нас дворянство, как у венгров, — чего бы мы могли добиться!
Солдаты с глубокой убежденностью в своей правоте повторяли услышанное когда-то.
На середине подъема по бесконечному пологому склону пленных догнал целый обоз: малорослые лошадки, расхлябанные телеги, бородатые мужики в полинялых косоворотках, две бабы в красных юбках и несколько мальчишек. Мужики, бабы и мальчишки сидели на передках, телег, глазея на невиданное зрелище — колонну пленных, и не замечали, как высокая трава хлещет их по босым ногам. Умные лошадки перешли на шаг, так что пленные, двигавшиеся теперь с ними вровень, начали исподволь, со скрытым любопытством, рассматривать крестьян.
Потом мужики с передних телег зычными степными голосами окликнули конвоиров:
— Эй, куда гоните-то? Не нам ли на подмогу?
И такими же голосами конвоиры отозвались:
— Вы из какой деревни?
Мужики:
— А мы из Крюковского!
Конвоиры:
— К вашим бабам и гоним. Наловили вот для солдаток…
Мужики:
— И ладно! Война взяла, пускай война и дает. А наши ихним солдаткам отслужат…
106
В 1620 году у Белой Горы под Прагой войска занимавшего чешский трон Фердинанда I Габсбурга разбили армию выступивших против него чешских дворян и горожан. Вожди восстания были казнены, имущество участников восстания — конфисковано. Более половины земельных владений средних и мелких чешских дворян-рыцарей, составлявших основную массу повстанцев, перешло к Габсбургам или было передано католической церкви и немецким дворянам. Около 30000 семей чешских протестантов, почти четверть дворянства и горожан, вынуждено было эмигрировать из страны. Поражение у Белой Горы повлекло за собой окончательную утерю Чехией былой политической самостоятельности, торжество католической реакции и положило начало периоду почти трехсотлетнего национального угнетения.