— Тысячи жизней, — вмешался Шон, его зеленые глаза светились. — Мы бы убили тысячи. И после этого мы бы...
— Но вы не сделали этого, — улыбнулся Дашер, и мой желудок упал вниз. Вероятно, это была первая настоящая улыбка, которую я видела от этого человека. — Мы остановили вас.
Он взглянул на меня через плечо. — Он единственный, кого мы смогли доставить сюда живым.
Шон резко рассмеялся. — Вы могли остановить меня, но вы ничего не добились, вы простодушные обезьяны. Мы лучшие. Человечество ничто по сравнению с нами. Вот увидите. Вы копаете собственные могилы, и вы не можете остановить того, что надвигается. Все вы...
Дашер выключил интерком, оборвав его тираду. — Я слышал это уже много раз.
Он повернулся ко мне, наклонив голову на бок. — Это то, с чем мы имеем дело. Лаксен в той комнате хочет убить людей. Существует много таких, как он. Вот почему мы вынуждены делать то, что делаем.
Я молча таращилась на Лаксена, пока мой мозг медленно переваривал то, чему я только что стала свидетелем. Интерком был выключен, но рот мужчины все еще двигался, кровавая ненависть сочилась из его губ. Слепая враждебность всех террористов, не важно кем или чем они являлись, была высечена на его лице.
— Ты понимаешь? — спросил сержант, привлекая мое внимание.
Обернув руки вокруг талии, я медленно покачала головой. — Вы не можете вынести приговор целой расе, основываясь на нескольких индивидуумах.
Слова были пустыми для меня.
— Верно, — тихо согласился Дашер. — Но так было бы только в том случае, если бы мы имели дело с людьми. Мы не можем придерживаться той же морали в отношение этих существ. И поверь, когда я говорю тебе, что они не держат нас за своих.
Часы превратились в дни. Дни, возможно, в недели, но на самом деле я не могла быть уверена. Теперь я поняла, почему Доусон не мог следить за временем.
Здесь все смешалось, и я не могла вспомнить последний раз, когда я видела солнце или ночное небо. Мне не подавали завтрак, как в первый день, когда я очнулась, что сбило мне время суток, единственное, что я знала — прошло сорок восемь часов, когда меня отвели к Доктору Росу, чтобы сдать кровь. Я видела его около пяти раз, может даже больше.
Я потеряла счет.
Я потеряла множество вещей. Или мне это казалось. Вес. Способность улыбаться или смеяться. Слезы. Единственная вещь, которая у меня осталась — гнев, и каждый раз, когда я встречалась с Мо или другим гибридом, я не знала — даже не заботилась узнать, для чего мы должны делать это — мой гнев и разочарование поднимались все выше. Меня удивляло, что я все еще могла чувствовать так много.
Но пока я еще не сдалась. Я не сражалась в ответ во время всех стресс—тестов. Это было моим единственным способом контроля.
Я отказывалась бороться с ними — чтобы избить или потенциально убить их, если бы ситуация вышла из-под контроля. Это было как реальная, хоть и путаная версия «Голодных игр».
Голодные игры для инопланетных гибридов.
Я начала улыбаться, но поморщилась, когда улыбка натянула рану на моей губе. Возможно, я отказывалась идти на них Терминатором, но другие гибриды все равно участвовали в этом. Настолько, что некоторые из них разговаривали, пока надирали мне задницу.
Они говорили, что мне нужно сражаться, что мне нужно быть готовой к тому дню, когда другие Лаксены придут и с теми, кто уже находился здесь. Очевидно, это было то, во что они искренне верили, в то, что Лаксены были настоящими злодеями.
Возможно, они пили Кулэйд, но я нет. Даже при этом существовала крохотная часть меня, которую интересовало, как Дедал мог контролировать столь многих, если в том, что они говорили, не было некоторой правды?
И, кроме того, был Шон, Лаксен, который хотел убить тысячи людей. Если верить Дашеру, существовало чертовски много, таких как он, кто только и ждал, чтобы захватить Землю. Но даже думать о том, что Дэймон или Ди или даже Эш были частью чего-то такого... я не могла поверить в это.
Заставив глаза открыться, я увидела то же самое, что видела всегда, после того, как меня вытаскивали из учебных комнат и помещали — в основном без сознания — в мою камеру. Белый потолок с маленькими черными точками — смесь оникса и алмазов.
Господи, я ненавидела эти точки.
Я сделала глубокий вдох и закричала, немедленно пожелав, чтобы я не делала этого. Острая боль пульсировала в ребрах от крепкого удара Мо. Все мое тело болело. Во мне не было ни единой частички, которая осталась бы не поврежденной.
Движение в дальнем углу моей камеры возле двери, привлекло мое внимание. Медленно и болезненно я повернула голову.
Там стоял Арчер с холщовым пакетом в руке. — Я уже начал беспокоиться.
Я прочистила горло, а потом, сморщившись, разжала челюсти. — Почему?
Он подошел вперед, берет, как всегда, скрывал его глаза. — Ты была без сознания в течение всего этого времени, самого долгого пока.
Я повернула голову назад к потолку. Я не осознавала, что он следил за тем, как мне надирали задницу. Его не было здесь в другие разы, когда я приходила в себя. Так же как и Блэйка. Я не видела эту задницу некоторое время, и я не была уверена, находился ли он все еще здесь.
Я сделала медленный, длинный вдох. Как это ни грустно, когда я приходила в себя, я скучала по моментам забвения. Оно не было всегда только черным, огромным небытием. Иногда я грезила о Дэймоне, и когда я была в сознании, я цеплялась за эти слабые образы, которые, казалось, распадались и блекли, как только я открывала глаза.
Арчер сел на край кровати, и мои глаза захлопали, открываясь. Больные мышцы напряглись. Несмотря на то, что он доказал, что не такой плохой, принимая все во внимание, я не доверяла никому.
Он поднял пакет. — Это просто лед. Ты можешь воспользоваться им.
Я с опаской посмотрела на него. — Я не знаю... Я не знаю, на что это похоже.
— Твое лицо? — спросил он, поглаживая сверток. — Оно не выглядит привлекательным.
Оно и не ощущается привлекательным. Игнорируя пульсацию в плече, я попыталась вытащить руку из-под одеяла. — Я могу сделать это.
— Не похоже, что ты можешь поднять палец. Просто не двигайся. И не разговаривай.
Я не была уверена, должна ли была обидеться на ту часть, что была о «не говорить», но потом он прижал сверток со льдом к моей щеке, заставляя меня сделать резкий вдох.
— Они могли бы доставить одного из Лаксенов, чтобы исцелить тебя, но твой отказ сражаться не облегчает твою задачу, — он нажал на сверток со льдом, и я вздрогнула. — Постарайся запомнить, когда в следующий раз пойдешь в учебные комнаты.
Я нахмурилась, но боль вновь пронзила меня. — О, как будто это моя вина.
Он покачал головой. — Этого я не говорил.
— Сражаться с ними неправильно, — сказала я спустя несколько секунд. — Я не собираюсь самоликвидироваться.
Или, по крайней мере, я надеялась, что не собираюсь. — Заставлять их делать это... бесчеловечно. И я не буду...
— Будешь, — просто сказал он. — Ты не отличаешься от них.
— Не отличаюсь.
Я начала садиться, но он пригвоздил меня взглядом, который заставил меня осесть обратно. — Мо даже не кажется человеком больше. Никто из них не кажется. Они как роботы.
— Они обучены.
— Обучены? — я зашипела, когда он переместил лед на мой подбородок. — Они бездумны...
— Не важно, какие они. Ты продолжишь делать это? Не будешь сражаться в ответ, не дашь сержанту Дашеру то, чего он хочет, ты собираешься продолжать быть человеческой боксерской грушей? И что это решает? Однажды один из гибридов убьет тебя.