Юрий Евгеньевич Берёзкин
Истоки нашей цивилизации или поворотные моменты в истории
Я хотел бы обратить ваше внимание на слово «нашей», не вообще цивилизации, а именно
того мира, в котором мы живем. Что касается истории, то я буду говорить о более раннем
времени, чем-то, о котором могут подумать большинство слушателей.
Вообще, наше время, то, в котором живем сейчас мы, многими считается нестабильным,
трудным, сложным, мы не успеваем приспособиться к одному, надо учиться чему-то другому,
это все верно. Но не стоит строить иллюзии относительно прошлого. В прошлом редко
случалось, чтобы больше, чем два-три поколения людей жили более или менее размеренной
жизнью. Я уже не говорю о качестве этой жизни, а об ее размеренности. Дальше начинались
войны, стихийные бедствия, голод, мор, болезни, что-то еще, и мир менялся, и менялся часто
довольно существенно. Но говорить я буду не о подобных локальных бедствиях, конфликтах,
изменениях, а о более глобальных, о тех, которые действительно определили ход истории.
Представьте себе мир где-то четырнадцать тысяч лет назад. Конец ледниковой эпохи. На
Севере дотаивает ледниковый щит, где находится Санкт-Петербург. Америка пуста, там еще
нет людей. Может быть, вдоль побережья Аляски, по островам проникают первые поселенцы.
Весь остальной мир, то есть Африка, Евразия, Австралия населен охотниками-собирателями.
И населен этот мир крайне редко.
Что такое охотники-собиратели? Это люди, которые обеспечивают свое существование
охотой на диких животных и сбором съедобных корений, ягод и всего прочего. В прошлом, я
имею в виду лет 30-40 назад, а может быть, некоторые так думают до сих пор, считалось, что
жизнь этих самых охотников-собирателей была исключительно трудной, и что они буквально
боролись за выживание. Ничего подобного. Наблюдения за теми группами, которые сохранились
до наших дней, речь идет об аборигенах Австралии, о некоторых индейцах Южной Америки, о
бушменах пустыни Калахай на Юге Африке показывают, что охотники собиратели работают,
то есть, обеспечивают свое существование в день четыре часа. Именно четыре, а не три и не
пять. Эта цифра, выведенная путем наблюдений, довольно постоянна. В качестве такой
анекдотической параллели я могу привести слова из программы КПСС, где, в свое время,
предполагалось, что люди при коммунизме будут работать четыре часа. Откуда они это взяли?
Я не знаю, но, тем не менее, параллель налицо. Остальное время охотники-собиратели проводят,
либо ничего не делая, либо беседуя, либо заняты они какими-то ритуалами, либо не знамо чем,
но, безусловно, не сбором съедобных корений и не охотой.
Охотники-собиратели очень мало работают, но они и очень мало имеют. Они не имеют
почти ничего, кроме элементарной одежды, на юге, в тропиках, как правило, никакой одежды
не было. Лук, несколько мелких украшений и все. Почему? Одна из очевидных причин, а тут
много причин, это отдельная тема, необходимость постоянно менять место жительства.
Природные ресурсы нетронутой природы, они обильны и богаты, но они очень легко
исчерпаемы. Если вы приходите на новое место, вы легко достанете там дичь, вы легко найдете
там какие-то съедобные растения, но дальше вы должны покинуть это место и уйти дальше. И
вот в этих условиях, во-первых, при отсутствии транспортных средств, вам просто тяжело тащить
что-то на себе. Во-вторых, очень мало детей, низкая рождаемость. У каждой женщины не более
двух детей. Не потому что она не может их прокормить, прокормить она их, может быть, и
могла бы, а потому что она не может их тащить за собой. Дети рождаются редко и их мало.
Соответственно, мир населен крайне редко, и численность населения растет тоже редко. Так
как низкая численность населения, низкая конкуренция между группами, что, соответственно,
мешает развитию.
И вот, в конце ледниковой эпохи, то есть, повторяю, где-то после четырнадцати тысяч лет
назад, в этой картине, в этом мире охотников-собирателей начинают намечаться какие-то оазисы
другой экономики и другой культуры. Этих оазисов немного. Среди этих оазисов надо отметить
Ближний Восток, Восточную Азию, Америку и даже Новую Гвинею. Причем не все из них
сразу появляются именно четырнадцать тысяч лет назад, есть и попозже, но плюс минус две-
три тысячи лет, это для столь отдаленной эпохи не столь важно. Важно другое, что картина
нашего мира, та, которую мы имеем сегодня, в значительной мере определилась тогда.
Определилась на том основании, какой из этих оазисов оказался главным. Где развитие культуры
опередило остальных, там сложились те формы культуры, которые оказались господствующими.
И вот, опередил остальных не Китай, и тем более, не Америка, опередил остальных Ближний
Восток, а точнее, Левант.
Что такое Левант? Левант – это область на востоке Средиземного моря. Там, где-то
пятнадцать-четырнадцать тысяч лет назад, возникла так называемая натуфийская культура, или
просто Натуф. Даже речь идет не обо всем Леванте, а об узкой полосе, которая начинается на
крайнем юге Турции, в долине Евфрата, идет по долине Евфрата, дальше к Дамасскому оазису,
и дальше охватывает территорию нынешнего Израиля и Западной Иордании, то есть бассейн,
долину реки Иордан. Ливан находился вне этого ареала.
Что было особенного в этом? Почему вообще в конце ледниковой эпохи, почему не раньше,
почему не восемнадцать тысяч, почему не пятнадцать, почему не пять? Дело в том, что в это
время климат нашей планеты был подвержен резким изменениям. Сперва было очень холодно,
потом стало резко тепло, потом стало опять холодно, это период так называемого молодого
Дриаса, потом опять стало тепло, причем эти изменения следовали быстро, одно за другим.
Это раскачивало, разрушало природные системы и соответственно, заставляло людей быстро к
ним приспосабливаться, менять свою культуру. Причины изменений, конечно, не сводятся к
переменам климата, они гораздо сложнее, но, по крайней мере, эти изменения климата в конце
ледниковой эпохи повлияли. Они, в частности, повлияли на то, что переход к новому образу
жизни в разных районах мира начался если не синхронно, то, по крайней мере, в сопоставимое
время.
Так вот, почему Натуф? Почему Левант? Дело в том, что именно в этом районе были
дикорастущие злаки, дикие ячмени и пшеницы. Почему это так важно? Скажем, не дикая
кукуруза, не дикий рис. Дело в том, что хоть я и сказал, что ресурсы дикой природы велики,
хотя и легко исчерпаемы, но, тем не менее, они велики в целом, но каждое растение очень
низко урожайное, ну, представьте себе, если бы вам надо было собирать одуванчики. У
одуванчиков вкусное, съедобное корневище, но оно ведь очень маленькое. Сколько сил еще
надо потратить, чтобы его собрать. Мы часто предполагаем, что вот если бы кто-то из нас
попал в тропический лес, но там, может быть, нас заели бы муравьи или съел ягуар, но, по
крайней мер, фруктов то там много. Ничего подобного, никаких фруктов там нет. Если там
есть плоды, то это одичавшие плоды бывшие культурными. Если мы берем банан или ананас,
мы даже не знаем их дикорастущих предков, они исчезли. Это полностью плод селекции. Так
вот, дикие злаки, дикорастущие злаки на Ближнем Востоке, конкретно ячмени и пшеницы
отличались исключительной высокоурожайностью уже в диком виде. Дикорастущий ячмень
дает урожайность примерно шесть центнеров с гектара, это как в плохом колхозе, конечно,
может быть, не очень много, но в колхозе этот ячмень надо сеять, надо за ним как-то ухаживать.
Здесь ничего не надо, здесь вы просто должны прийти и его сжать. Для сравнения скажу, что
предок кукурузы, теосинте, которая росла на Западе Мексики восемь-девять тысяч лет назад,
даже побольше, когда ее начали окультуривать, она очень похожа на кукурузу с небольшим