Разумеется, все наши подсчеты носят ориентировочный характер, так как исходные данные не совсем однородны. Во всяком случае, оружие и конь были объективным средством при движении вверх по социальной лестнице. Иначе зачем было бы мелкому землевладельцу Исангарду, о котором сохранились сведения в источниках, продавать в 761 г. и земли, и единственного имевшегося у него раба и приобретать на вырученные деньги оружие и коня? Или же он продал не все свои земли и ему было что защищать с оружием в руках? А может быть, он решил бросить все и попытать счастья в качестве члена вооруженной свиты какого-нибудь сеньора? Или в его жизни случилось нечто такое, что заставило его взяться за оружие? Нам не дано знать наверняка. Очевидно одно Исангарду понадобились весьма дорогие вещи, и он не колеблясь продал все, что у него было самого дорогого - отцовские земли. Говоря о ценах на лошадей, нам следовало бы, однако, не только подчеркнуть постоянный их рост в течение VIII-XIII вв., но и значительную разницу между ценой боевого коня и рабочей лошади. Предварительные расчеты показывают, что в VIII в. боевой конь стоил примерно в четыре раза дороже рабочей лошади, а в XIII в. даже в семь раз.
Теперь, думается, можно поговорить и о пресловутой "антиэкономичности" конного воина раннего средневековья, перенесенной затем и на самого рыцаря. Само собой разумеется, что "антиэкономичность" - понятие весьма относительное, а экономические выкладки применительно к той эпохе - дело весьма ненадежное. И тем не менее признаемся, что и нас не покидает чувство удивления, когда мы видим, что в могилы закапывали тогда целые состояния. Исследования останков лошадей в германских захоронениях, относящихся к протокаролингской эпохе, показывают, что это были крупные и сильные, следовательно, очень дорогие животные - боевые кони. "Антиэкономичность" обычаев германской военной аристократии, еще жившей, по существу, в язычестве или упорно отстаивавшей свои языческие предания, в стилизованном виде дошла до нас как пресловутая рыцарская "щедрость".
Не менее высокими были цены на лошадей, оружие и снаряжение в астурийско-леонской Испании Х в. Здесь цены на лошадей подскочили особенно высоко именно в момент наибольшего на них спроса, когда в Кастилии была даже сформирована так называемая крестьянская кавалерия {caballeria villana), состоявшая из мелких земельных собственников и свободных арендаторов. По сравнению с ценами вестготского периода рост цен в астурийско-леонский период показывает, что кавалерия становилась жизненно важным родом войск, без которого было уже не обойтись в жестокой войне с испанскими арабами. Война эта характеризовалась неожиданными атаками, молниеносными набегами и засадами. Лошадь могла стоить, в зависимости от своих качеств, от 40 до 100 солидов, тогда как пара добрых волов - максимум 20. Это значит, что самая дешевая лошадь шла по цене четырех отличных волов. Но были и лошади, так сказать, "высшего качества", на которых не стыдно было покрасоваться и какому-нибудь магнату. Такие стоили до 300 солидов. Оружие тоже ценилось весьма высоко: хорошо сработанный меч стоил столько же, сколько добрый боевой конь, лорика - 60 солидов, шлем - 30, щит - 10, седло - от 10 до 30 солидов. Чтобы сориентироваться в ценах, напомним, что в это же время и в этом же месте за 60 солидов (то есть по цене посредственной лошаденки, низкосортного меча или лорики) можно было приобрести поместье (curtis) средних размеров и что один серебряный солид являлся эквивалентом одной овцы или четверти пшеницы.
Из сказанного следует, что воин, имевший меч, коня, латы и седло, даже среднего качества, "тащил" на себе, сжимая в руке щит и водрузив на голову шлем, около 250 солидов, иными словами, эквивалент более четырех поместий, или 25 отличных волов, либо 250 овец, либо 250 четвертей пшеницы. Целое состояние, не так ли? Разрыв между стоимостью средств ведения войны и средств производительного труда сохранялся. Так, в XI в. в Маконе лошадь, весьма распространенная в этом районе, ибо именно здесь было сосредоточено франкское коневодство, могла стоить от 20 до 50 солидов, тогда как вола можно было купить всего за 6-10 солидов. Иными словами, в среднем одна лошадь стоила больше четырех волов. Разрыв, конечно, не такой вопиющий, как, скажем, на Севере Испании за несколько десятилетий до того. Однако следует заметить, что речь идет о таком регионе с хорошо развитым сельским хозяйством, каким была Бургундия. Латы высокого качества могли стоить и 100 солидов, то есть столько же, сколько хороший боевой конь. Пропорционально стоимости волов и лошадей бургундская лорика тоже значительно дороже каролингской или астурийско-леонской. Правда, надо подчеркнуть, что это время - собственно начало эпохи рыцарства, да и лорика - это уже не просто обшитая металлическими бляхами суконная или кожаная куртка, а настоящая железная кольчуга длиной до самых колен, с рукавами и капюшоном, иными словами, такой род воинской одежды, сам факт облачения в которую являлся свидетельством принадлежности к благородному сословию. Французы называли ее halberc, hauberc, haubert - скорее всего, от германского halsberg, то есть "прикрывающий шею". Кольчуга - вершина металлургического искусства. И неудивительно, что стоила она - в абсолютном и относительном смысле, если сравнивать с другими товарами,- необычайно дорого.
Основополагающая роль в период становления рыцарства принадлежит экономическому фактору. Он приходит в действие уже в эпоху Карла Великого. В это время от имущественного ценза зависит то, какой тип оружия подобает тому или иному воину. Таким образом, бедняки становятся "безоружными" по своему положению. На протяжении всего средневековья термин pauper ("бедняк", "нищий") имеет не только экономическую окраску. Имущие слои населения обзаводятся таким количеством оружия, что по тем временам по праву считаются непобедимыми. Разрыв между социально-экономическими классами углубился, затронув также политическую, военную и юридическую сферы. И неизбежно сферу духовной жизни. Рассмотрим на примере капитуляриев этапы становления новых форм неравенства.
Поражает в этой ситуации то, с какой решительностью была отвергнута традиция германского эгалитаризма и столь же традиционное деление на свободных и рабов если и не формально, то уж, во всяком случае, по существу.
Для того чтобы вооружиться как подобает, необходимо богатство. Неимущие, следовательно, превращаются в безоружных. Все это так. Но верно также и то, что в чрезвычайных обстоятельствах корона могла создавать "новых имущих", предоставляя земли лицам, зарекомендовавшим себя в качестве искусных воинов, вовсе не принимая во внимание их юридический статус. В капитулярии 786 г. (или, возможно, 792 г.?) Карл Великий говорит о "недворянах" (быть может, едва ли не рабах), получивших бенефиции для того, чтобы обрести возможность вооружиться. Низкое социальное происхождение, таким образом, не являлось препятствием для участия в военных походах при одном только условии - воин должен был иметь средства на приобретение оружия. Король побеспокоился о том, чтобы создать экономические условия, необходимые для пополнения войска вооруженными воинами, невзирая на древний обычай, согласно которому только свободные люди имеют право носить оружие. Физическая сила и военная выучка становятся важнейшим фактором продвижения по служебной лестнице и социальной мобильности.
Сколько же стоила полная экипировка? Очень и очень дорого. Капитулярии неизменно держат этот вопрос в центре внимания. Однако, учитывая конъюнктурный характер источников, мы можем составить на этот счет лишь весьма общее представление.