Из сказанного следует, что воин, имевший меч, коня, латы и седло, даже среднего качества, "тащил" на себе, сжимая в руке щит и водрузив на голову шлем, около 250 солидов, иными словами, эквивалент более четырех поместий, или 25 отличных волов, либо 250 овец, либо 250 четвертей пшеницы. Целое состояние, не так ли? Разрыв между стоимостью средств ведения войны и средств производительного труда сохранялся. Так, в XI в. в Маконе лошадь, весьма распространенная в этом районе, ибо именно здесь было сосредоточено франкское коневодство, могла стоить от 20 до 50 солидов, тогда как вола можно было купить всего за 6-10 солидов. Иными словами, в среднем одна лошадь стоила больше четырех волов. Разрыв, конечно, не такой вопиющий, как, скажем, на Севере Испании за несколько десятилетий до того. Однако следует заметить, что речь идет о таком регионе с хорошо развитым сельским хозяйством, каким была Бургундия. Латы высокого качества могли стоить и 100 солидов, то есть столько же, сколько хороший боевой конь. Пропорционально стоимости волов и лошадей бургундская лорика тоже значительно дороже каролингской или астурийско-леонской. Правда, надо подчеркнуть, что это время - собственно начало эпохи рыцарства, да и лорика - это уже не просто обшитая металлическими бляхами суконная или кожаная куртка, а настоящая железная кольчуга длиной до самых колен, с рукавами и капюшоном, иными словами, такой род воинской одежды, сам факт облачения в которую являлся свидетельством принадлежности к благородному сословию. Французы называли ее halberc, hauberc, haubert - скорее всего, от германского halsberg, то есть "прикрывающий шею". Кольчуга - вершина металлургического искусства. И неудивительно, что стоила она - в абсолютном и относительном смысле, если сравнивать с другими товарами,- необычайно дорого.
Основополагающая роль в период становления рыцарства принадлежит экономическому фактору. Он приходит в действие уже в эпоху Карла Великого. В это время от имущественного ценза зависит то, какой тип оружия подобает тому или иному воину. Таким образом, бедняки становятся "безоружными" по своему положению. На протяжении всего средневековья термин pauper ("бедняк", "нищий") имеет не только экономическую окраску. Имущие слои населения обзаводятся таким количеством оружия, что по тем временам по праву считаются непобедимыми. Разрыв между социально-экономическими классами углубился, затронув также политическую, военную и юридическую сферы. И неизбежно сферу духовной жизни. Рассмотрим на примере капитуляриев этапы становления новых форм неравенства.
Поражает в этой ситуации то, с какой решительностью была отвергнута традиция германского эгалитаризма и столь же традиционное деление на свободных и рабов если и не формально, то уж, во всяком случае, по существу.
Для того чтобы вооружиться как подобает, необходимо богатство. Неимущие, следовательно, превращаются в безоружных. Все это так. Но верно также и то, что в чрезвычайных обстоятельствах корона могла создавать "новых имущих", предоставляя земли лицам, зарекомендовавшим себя в качестве искусных воинов, вовсе не принимая во внимание их юридический статус. В капитулярии 786 г. (или, возможно, 792 г.?) Карл Великий говорит о "недворянах" (быть может, едва ли не рабах), получивших бенефиции для того, чтобы обрести возможность вооружиться. Низкое социальное происхождение, таким образом, не являлось препятствием для участия в военных походах при одном только условии - воин должен был иметь средства на приобретение оружия. Король побеспокоился о том, чтобы создать экономические условия, необходимые для пополнения войска вооруженными воинами, невзирая на древний обычай, согласно которому только свободные люди имеют право носить оружие. Физическая сила и военная выучка становятся важнейшим фактором продвижения по служебной лестнице и социальной мобильности.
Сколько же стоила полная экипировка? Очень и очень дорого. Капитулярии неизменно держат этот вопрос в центре внимания. Однако, учитывая конъюнктурный характер источников, мы можем составить на этот счет лишь весьма общее представление.
Тионвильский капитулярий 805 г. подтверждает предыдущее, не дошедшее до нас постановление, согласно которому родовое имущество, необходимое для исполнения обязанности "полностью вооружиться", включая сюда и приобретение защитной воинской одежды, не может быть менее 12 поместий. В письме, относящемся к 806 г., о созыве общего собрания pactum generate в Саксонии, которое император направил Фульраду, аббату Лоббеса, Карл объясняет, что следует понимать под выражением "полностью вооружиться". Воин должен иметь щит, копье, длинный меч (spatha), короткий меч (semispatium), лук, стрелы и колчан.
Данную мозаику сведений может дополнить еще один документ, написанный накануне 807 г., в котором император приказал явиться под свои знамена всем королевским вассалам и caballarii вообще. Термин caballarii в данном контексте, по всей вероятности, можно передать так:
"каждый свободный, имеющий достаточно средств, чтобы нести службу в качестве конного воина". По крайней мере из этого документа следует: caballarius в состоянии вооружиться на свой собственный счет, тогда как об остальных, неимущих, в тексте сказано, что каждые семь человек должны вооружить одного участника предстоящего похода.
В бурные годы нашествий викингов и сарацин подходит к концу действие древнего германского принципа, по которому каждый свободный человек имеет право носить оружие. Вскоре свободные, но безоружные бедняки, материальное положение которых ставило их на столь низкую ступень социальной лестницы и также угнетало духовно, практически ничем не станут отличаться от зависимых людей. Так, уже капитулярий 808 г., озаглавленный De exercitu promovendo, начинает проводить различие между liberi (свободными) и pauperes (неимущими). С формальной точки зрения различие некорректно. В самом деле, как можно сравнивать две неоднородные категории, одна из которых юридическая, другая - социально-экономическая и идеологическая. Однако с практической точки зрения различие это весьма показательно: только тот, кто располагает имуществом и в состоянии позаботиться самостоятельно о своей вооруженной защите и, таким образом, внести непосредственный вклад в оборону общества, может всерьез называть себя свободным человеком.
С еще большей откровенностью высказываются на этот счет два капитулярия 825 г., проводя различие между liberi (свободными) и теми, "кто не может сам защититься от врага", названными liberi secundi ordinis - "свободными второго порядка". Так что среди "свободных" уже было установлено деление в зависимости от способности вооружаться самостоятельно, на свой собственный счет. Тем хуже для тех, кто лишен возможности приобрести оружие. В представлении франкской аристократии зависимое состояние отождествлялось с трусостью и подлостью. Всякий безоружный считался трусом. Неважно, что отсутствие у того или иного человека оружия было вызвано социально-экономическими причинами, а отнюдь не его моральными или физическими качествами. Человек без оружия - зависимый раб.
Тождество "безоружный - несвободный" утверждалось как в социальной, так и этической сфере. Прислуживать, раболепствовать, не иметь чувства собственного достоинства, жить в бесчестье, быть малодушным и подличать все это означало одно: не быть свободным. Нитхард, рассказывая о высокопоставленных особах, которые во время борьбы, вспыхнувшей между сыновьями Людовика Благочестивого, предательски переходили из одного лагеря в другой, сравнивает их с рабами: "Подобно подлым рабам, изменили они данному слову". Само слово vilis (простой крестьянин, рядовой общинник) и его дериваты претерпели семантический сдвиг. Оно изменило свой первоначальный социальный смысл и приобрело нравственно-оценочную окраску. Произошло прочное прикрепление социальных и экономических характеристик к очередной определенной профессиональной функции и присущим или приписываемым им этическим достоинствам или недостаткам. Этот семантический сдвиг указывает также на то, что сформировался некий кодекс "классовых" ценностей, хотя в данном случае речь идет о классах не столько в социальном, сколько в юридическом смысле, об их образе жизни.