VII
Именно в силу подобного недоразумения (возникшего, как видим, благодаря продо;; ГвпГГо борьбы с боролся с бюрократией как с "новым классом". И эта оорьо,
Арендт сложиЛОСЬ впечатление, будто и Сталин — продолжавШИЙ под видом борьбы с бюрократизмом ленинскую линию на выращивание из большевистского ядра будущего тотa.n,итаризма безумной системы тотa.n,итарно-бюрократи'Ч, еского господствабороЛСЯ с бюрократией как с "новым класСОМ". И эта борьба, казалось, вполне укладывалась в рамки той ее концепции, согласно которой тоталитарные движения — все равно, утверждали они свою власть под лозунгом "революции слева" или "революции справа", — были изначально враждебны бюрократии как наследию буржуазного общества, каковое нацисты намеревались "ликвидировать", точно так же как и большевики.
Представление X. Арендт о бюрократии явно сложилось по образу и подобию того ее особого типа, который занимал доминирующие позиции в предтоталитарной Германии. М. Вебер говорил в этой связи о рациональной бюрократии современного капиталистического общества, противопоставляя ее традиционно "иррациональной" бюрократии (вообще оставшейся вне поля зрения автора книги). На этом фоне черты иррациональности, которыми была отмечена бюрократия тоталитарного типа, и должны были расцениваться скорее как проявление антибюрократизма, связанного с идеологией "перманентной революции", чем как одна из черт новой бюрократии, балансировавшей между мистикой бесшабашного революционаризма и "подлинной научностью". Вот почему в большинстве случаев, когда фактически речь шла о тоталитарной бюрократии, автор книги предпочитает говорить об "организации", причем понятой скорее технически и формально, чем содержательно, как выражение важнейшего структурного принципа тоталитаризма. X. Арендт совершенно права, когда она решительно выступает против спутывания тоталитаризма с авторитаризмом (чем, кстати сказать, и сегодня так грешат наши политики и публицисты), подчеркивая, что "начало авторитаризма во всех существенных отношениях диаметрально противоположно началу тоталитарного господства" (с. 528). Но с нею трудно согласиться, когда, следуя тому же ходу мысли, она не видит необходимости в том, чтобы выдвинуть в центр своей концепции категорию тоталитарной бюрократии, понятой в качестве носителя абсолютно нового — а именно тотального — организационного принципа, базирующегося на совершенно специфическом понимании эффективности. Принципа, представляющего собой организационнобюрократическое воплощение "сверхзадачи" тоталитарного господства, нацеленного, по словам X. Арендт, "на упразднение свободы, даже на уничтожение человеческой спонтанности вообще" (с. 528). Степенью приближения к этой "конечной цели" тоталитарная бюрократия и измеряла "эффект" своей деятельности.
Отсутствие упомянутой категории в данном контексте удивляет тем более, что ведь сама же X. Арендт пишет в другой главе, характеризуя предтоталитарные тенденции идейнополитического развития как в Германии, так и в России: "Движения, в отличие от партий, не просто вырождались в бюрократические машины, но осознанно видели в бюрократических режимах во_Г. В той же связи она упоминает tmtmе'tm**ю прОЦесс "бюрокраР. Михельса "Политические партии", описьшаЮЩУ"?я напоашИватизации партийных машин" (там же). А вот там где явно "апРашива лось дальнейшее развитие этой многообещающей темы в связи с ана лизокконкретного социологического механизма установления и осуществления тоталитарного господства, она как бы утрачивает к ней интерес все дальше углубляясь в рассмотрение его (этого господства) "Идеологики" и ее власти над личностью тоталитарного типа. Судя по дальнейшему развитию этой новой темы, к такому повороту мысли Арендт побуждает слишком серьезное отношение к идее "разрушения государственной машины", которую она обнаружила в программных документах как у приверженцев тотальной *V>"tm так и у сторонников тотальной "революции справа". По ее Уtmржде па поряа" превосходящей прежнюю 6"Рtm"\П0"Чможостей торым она апеллировала.