Разговор был коротким, а возвращаться не хотелось. Совсем не хотелось. Было решено скоротать время до конца урока и немного пройтись. На этаже камер ведь не было. И лишнюю пару получать было как-то не очень приятно. Так почему нет?
Странно, правда, что нас вообще выпускали, хотя только недавно случилось… Что бы это ни было, закончилось оно трупом. Да и недавние крики тоже явно не с проста были. Вообще, не было желания стать следующим, но что это я там говорил про «ловить на живца»?
Однако, рассчитывать, на то, что пойдёт так как я планировал хоть когда-то было крайне наивно. И убедился я в этом очень быстро. Ведь поймали меня.
Хватило пары секунд, чтобы в моей голове пронеслось больше миллиона вариаций того, что должно произойти дальше. Одна краше другой. Но ни одна в своём ужасе не достигала реальности. Реальность всегда, в принципе, была более пугающей.
— Ну и что это мы прогуливаемся во время урока, м? — От этого «мы» у меня всё внутри сжалось. Как говорится: «всё сказанное вами будет использовано против вас».
На осознание того, что меня держат, прижав к себе, ушло времени больше, чем должно было. Правда, в тот момент меня больше волновало, что у кого-то появилась дополнительная причина оставить меня после уроков, а в тот день этого хотелось меньше всего. Да и за последнее время был собран слишком плодородный урожай этих самых причин. Пора было прекращать.
— Поз-позвонить вышел. — Заикаясь, ответил я. Хотя догадывался, что вопрос был скорее риторическим.
— Что-то не похоже.
Отпускать меня он явно не был намерен. Это начинало напрягать всё сильнее и сильнее. Можно было ещё понять «эффект неожиданности», — от которого я чуть не получил инфаркт, — и всё такое, но потом…
Достаю телефон из кармана, на что он только хмыкает. Ну да, кто из кабинета без телефона выйдет? Удивил. Да и некоторые особы вообще причину смерти их одноклассницы — или не одноклассницы, — хотели запечатлеть на камеру.
— Шёл, значит, и внезапно потерялся. У вас сейчас физика, разве нет? — У него довольно плохо получалось играть в предсказателя.
— Французский. — А мне до жути нравилось указывать ему на ошибки. В тот момент, казалось, я чувствовал его раздражение. Не только у меня был неудачный день.
— Тем более, это на четвёртом этаже, а ты на третьем. — Он нервничал. Я слышал это по его голосу, и не хотел, чтобы всё заканчивалось.
— А что вы здесь делаете? — Не хотелось отвечать, да и ответ был очевиден. Идиот потому что.
— Дежурство… — Нехотя ответил он. Понимал, что спросил только ради того, чтобы от ответа уйти.
— Разве в Ваши обязанности не входит смотреть за порядком на переменах? — Попытка выбраться из «объятий» была тут же пресечена. И тогда я осознал, насколько всё-таки печальным было моё положение.
— А также следить за тем, чтобы никто не сбегал. — Звучит крайне двусмысленно, и я затихаю.
Намёк ясен. Остаётся только, как всегда, игнорировать голос разума, кричащий о том, что пора сматываться. Как можно быстрее и дальше. Кричит он, правда, не долго.
Когда мою рубашку приподымают, и рука оказывается под ней, я теряю способность мыслить рационально. Да и мыслить в принципе. И дышать тоже. Нельзя сказать, что это было настолько неожиданно, но от этого ситуация менее ужасной не становится.
Прихожу в чувство только тогда, когда Боуэн всё же отталкивает меня. «Что, уголовная ответственность поджимает?» — тут же проносится у меня в голове.
— Живо в кабинет. — С раздражением произносит он, будто бы это я его только что остановил.
Что-то тянет меня спросить: «В чей именно?». Но я вовремя себя останавливаю. Не хватало ещё раз нарваться. Потому уже удача на мою сторону не станет.
Когда возвращаюсь к кабинету французского, чувствую, что щёки просто горят. Осознание того, что произошло приходит с явным опозданием. Зайти в класс в таком виде было бы самоубийством. Да и что бы я ответил? «О, да ничего не случилось. Просто я струсил перед единицей и вашими вопросами, а потом, спускаясь на первый этаж встретил нашего историка-который-немного-педофил»? Да, отличное оправдание. Одиннадцать единиц из десяти. В году. И вылет со школы.
Так как до урока всё равно остаётся пара минут, я просто жду за дверью. Жду и молюсь, что больше он мне на глаза не попадётся. Звучит звонок, и я захожу в кабинет. Мэй смотрит на меня настолько пристально, что становится жутко.
— Что случилось? — На первые пару мгновений меня полностью охватывает паника, но вскоре я понимаю, что она всего лишь про звонок.
— Отец звонил, сказал, что задержится. — С облегчением отвечаю я. — Кстати и я тоже задержусь. Мне объяснительную писать.
— Значит я готовлю ужин? — Энтузиазм прям сверкает в её глазах.
— Нет, значит ты ждёшь меня. — Вот кого мне разочаровывать не приносит удовольствия, так это её. Но ситуация вынуждала.
Мэй обиженно надула щёчки, набрасывая на плечи рюкзак. Мэй всю дорогу надоедала, пытаясь отпроситься. Пусть и шли мы чуть больше минуты, но достать она успела. Так что я всё же сдался, отпустив её. Но взяв слово, что она возьмёт перекусить что-нибудь по дороге, а когда приду, сам приготовлю поесть. Мало верилось, но что оставалось?
Забавно было писать объяснительную. Так как причины как таковой не существовало. Посчитал концерт важнее? Да нет. В итоге минут пятнадцать ушло на поиск причины, и в итоге обошёлся классическим вариантом. Сдав объяснительную, хотел было отправиться домой, но кто бы мог подумать.
— Прогульщик. — От этой насмешливой ухмылки мурашки по спине, и желание побыстрее уйти домой тут же пропадает.
Если развернусь и уйду обратно в кабинет — будет выглядеть нелепо. Потому, прикусив внутреннюю сторону щеки, делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Главное сохранять спокойствие.
— Генеральная репетиция у Мэйбл. Писал объяснительную. — Сам удивляюсь такому спокойному ответу. Прохожу мимо.
— Да я не про это. — Слышу, как закрывает дверь на ключ, как подбрасывает его и ловит.
— Давайте все свои грешки вспоминать. — Шепчу довольно тихо, но он слышит. Смеётся.
— Слишком долго вспоминать придётся.
Ускоряю шаг. Не хочу его компании. Не в тот момент. Никогда.
— Впрочем, не мне одному. — Это уже звучит довольно жутко. С каким-то холодом, неприязнью. Что я вообще успел ему сделать? Параграф не выучил?
Раздражающий. До ужаса раздражающий. «Если даже он не имеет никакого отношения к происходящему, почему не может хоть разок достаться ему? Пожалуйста…» — Я даже не чувствовал вины за те мысли.
— Уже подозреваю, каких больше. — Прячу руки в карманы, стараюсь смотреть вниз. Он идёт немного дальше. Выравнивается со мной. «Я проклят». — На втором преследование людей.
— Просто у тебя талант находить неприятности. Страшно тебя самого оставлять. — Это звучит настолько же искренне, как комплименты на счёт внешности. Чисто чтобы не обидеть.
— Вообще-то, за то время, что Вы здесь, мне на них пока что и не везёт. — Это была ложь. Чистой воды ложь.
— Вот именно. Пока что. — Он ускоряет шаг, поворачивается ко мне и подмигивает. И сразу же спускается по лестнице.
Меня интересует только одно — могу ли я подать на него в суд? Тут же отмахиваюсь от тех мыслей, и медленно начинаю спускаться вниз. И слышу только свои шаги. «Быстро же он смылся» — думаю я. Но не обращаю на это особого внимания. Главное, что доза Боуэна на этот день закончилась и можно выдохнуть спокойно.
========== Глава 6. Парочка. ==========
Понедельник. 3.
Если утро начинается с чашки кофе, то неделя — с опоздания. Свою вину отрицать не могу, но нежелание войти в положение от этого меньше раздражать не может. В конце-концов, не в первый раз случается, можно и понять.
Вечером не смог поставить телефон на зарядку, — из-за чего он благополучно выключился, и не сработал будильник, — я проспал. Не имею ведь привычки просыпаться рано. К тому же, всегда, когда я просыпаюсь не из-за будильника, первые минут тридцать после пробуждения у меня голова занята поисками ответов на самые важные вопросы: «Какой сейчас год?», «Сейчас утро или ночь?», философский — «Кто я?», и самый важный — «Который час?». И только ответив на последний, я могу уже более менее нормально соображать. Во всяком случае, как умею.