Вот те факты глубокой национальной вражды, в каких в XII и ΧΠΙ вв· выражалось взаимное нерасположение латинян и греков. Эти факты имели место собственно в политических и общественных отношениях двух христианских народов, но они совершенно естественно в то же время полагали новые неодолимые препятствия к братолюбивому сближению Востока с Западом и в области религиозной. Заклятые враги в жизни не могли быть друзьями по убеждениям. Латиняне видели в греках людей негодных во всех отношениях и, следовательно, низко ценили и религиозные обряды, и убеждения их; в свою очередь, греки видели в латинянах варваров во всех отношениях, не исключая религии.
Теперь, в каких церковно–исторических фактах выражалась все более и более возраставшая неприязнь Латинской церкви к Греческой и наоборот в рассматриваемое время — неприязнь, которая и до этого времени была сильна, а вследствие рассказанных нами обстоятельств еще удесятерилась?
Уже при самом начале крестовых походов находим, что религиозная рознь между латинянами и греками была глубока и решительна. Один из первых вождей крестоносцев писал другому вождю (Боэмунд — Готфриду): «Знай, мой возлюбленный, что ты имеешь дело с самыми опасными зверями и с самыми недостойными людьми, — так назвал он греков. — Все их помыслы обращены лишь к тому, чтобы погубить весь народ латинский. Я знаю злобу и непримиримую ненависть греков к латинянам». В ответ на это письмо было получено уведомление такого рода: «Обо всем этом я знал и раньше на основании общественных толков, а теперь в этом же убедился самым делом». Следовательно, со слепою ненавистью к грекам латиняне и приходили с Запада на Восток. Неудивительно после этого, если латинские хронисты с постыдным равнодушием рассказывают о сожжении латинянами греческих городов, с их, как они называли, еретическими жителями.[35] Со своей стороны, греки считали и называли латинян прямыми еретиками и отступниками от Церкви.
История взаимных отношений церкви Римской и Византийской в Дальнейшие времена ясно указывает, что подобные неприязненные чувства двух родственных по духу веры Церквей не только не ослабевали, но и сильно возросли. Римские первосвященники не упускали никакого случая выразить свое пренебрежение, свое презрение, свое горделивое и враждебное отношение к церкви Греческой. В этом смысле чрезвычайно любопытно послание папы Адриана IV от середины XII в., которое этот отсылает к Фессалоникийскому архиепископу Василию. Здесь папа сравнивает себя с Сыном Божиим, благоволившим снизойти от неба на землю, а греков уподобляет евангельской потерянной драхме, заблудшей овце, сравнивает со смердящим Лазарем, которого он, папа, по своему милосердию хочет воскресить.[36] Само по себе понятно, что такой тон в высшей степени должен был оскорблять религиозное чувство греков. В таких же оскорбительных для православного чувства грека чертах позволяет себе описывать Восточную церковь и знаменитый папа Иннокентий III в конце XII в. Этот папа, в письме к греческому императору Алексею III, представляет Греческую церковь глубоко падшей и нераскаянной грешницей.[37] Еще с большей горделивостью стал относиться к той же Греческой церкви Иннокентий по завоевании латинянами Константинополя. Он называет ее в послании к латинскому духовенству на Востоке Самарией, отступившей от Иерусалима, Даном и Вефилем, чуждающимися Сиона.[38] В том же послании к тому же духовенству папа, рассматривая апостольскую деятельность Петра и Иоанна, и унижая деятельность второго перед деятельностью первого, конечно, с целью представить Римскую церковь, основанную Петром, выше, чем церкви Азийские, основанные ап. Иоанном, писал: «Петр основал одну только Церковь, но зато ведь это глава всех Церквей, а Иоанн основал многие Церкви в Азии, как бы многие члены единой главы. Мария Магдалина возвестила воскресение Господа Петру и Иоанну, но этот, т. е. Иоанн, хотя и пришел прежде ко гробу (Христа), но только посмотрел, а не вошел в него: подобным образом и греческий народ, хотя принял проповедь Евангелия ранее, чем народ латинский, но он не усвоил ее, потому что учителя греческие ни прежде, ни теперь не достигли полного понимания Ветхого и Нового Завета, не постигли глубоких тайн Божества; исключение представляли разве очень немногие лица в Греции, между тем как латинский народ, — самохвальствует папа, — проник до внутреннейших и глубочайших тайн» (по аналогии с Петром, который вошел во внутренность гроба Христова). «Не себе в осуждение, а именно‑де имея в виду греков, евангелист Иоанн говорит, что он (?!) еще не знал Писания (20, 9). Латинский народ есть, — в духе самомнения писал папа, — образ самого Христа, Господа неба и земли, а Греческая церковь есть образ Св. Духа; и как Дух Святый исходит от Сына, так и Греческая церковь должна поучаться от Латинской».[39] Латиняне готовы были считать Греческую церковь даже каким‑то царством сатаны, разрушить которое есть священное назначение западных. Первый латинский император в Константинополе Балдуин писал папе в 1204 г.: «Мы наперед убеждены, что все, что мы ни сделаем с греками — это есть дело Божие, все же, что по своей коварности предпримут греки, нужно считать делами диавола (daemonum opera)». Затем, выставив пункты разногласий греков с латинянами, как величайшие преступления восточного христианского народа, Балдуин замечал: «Эти преступления переполнили всякую меру, и Бог соделался отмстителем для греков; а служителями Божеского мщения сделались мы, будучи призваны изгнать врагов Божиих из земли, которая от них отъемлется и передается нам».[40] При такой религиозной ненависти к грекам латиняне не хотели иметь никакого общения с первыми в общественном богослужении. Присутствование латинян при богослужении вместе с греками представлялось делом соблазнительным. Лица, славившиеся ученостью между латинянами, рассуждали так: неприлично латинянам (франкам) входить в богослужебное общение с греками, отлученными от Церкви.[41]
35
Guillelmus Tyr. Histona, lib. II, cap. 10. Ibid., p. 260; cf. Pichler. Geschichte der Kirchlich Trennung. В. I, S. 282.
38
Innocentii epistola episcopis, abbatibus in exercitu crucesignatorum apud Constantinopolim existentibus. Migne. PL. T. 215, p. 456.
40
Epistola Balduini imperatoris ad papam. Помещено между письмами Иннокентия.