Глава 4. Гром победы раздавайся!
Прослыть просвещенной монархиней, мудрой правительницей, неустанно пекущейся о благе подданных, великой законодательницей — вот что наряду с искренней верой в идеалы Просвещения в течение более тридцати лет составляло побудительные мотивы внутренней политики Екатерины II. Но этого ей было мало. Она была дочерью своего времени, и в ее представлении истинная Мать Отечества должна была быть озарена еще и лучами воинской славы. Этого же требовала и приверженность заветам Петра Великого, сделавшего Россию великой мировой державой. Необходимо было продолжать его дело, не только поддерживая, но и всячески укрепляя статус страны на международной арене. В условиях XVIII столетия это означало вести активную наступательную внешнюю политику, не менее агрессивную, чем у других европейских держав.
Но Екатерина не была бы Екатериной, если бы цель своей внешней политики она видела лишь в поддержании статуса России как великой державы на том уровне, на каком он находился при ее предшественницах. Те занимались внешней политикой и вели более или менее успешные войны, потому что так было принято, потому что государю в XVIII в. полагалось самолично заниматься дипломатией, переписываться с другими монархами и время от времени грозить кулаком соседу. Вести себя подобным образом и Анне Иоанновне, и Елизавете Петровне советовали их министры, вырабатывавшие внешнеполитические доктрины страны и убежденные, что победоносные войны ведут к обогащению государства и укреплению его престижа. В отличие от них, Екатерина, хоть и внимательно прислушивалась ко всему, что ей советовали, и нередко принимала советы тех, кому доверяла, тем не менее всегда имела собственное мнение, сама определяла внешнеполитический курс, вникала во все мелочи и не только переписывалась с королями, но и составляла детальные инструкции дипломатам и военачальникам. Кроме этого, в системе ценностей императрицы внешняя политика, как бы важна она ни была, все же стояла на втором месте после внутренней и в значительной мере являлась для нее средством успешного осуществления внутриполитических замыслов. Тонкий знаток человеческой природы, Екатерина в совершенстве постигла искусство дипломатии, и не случайно ее время — это время не только выдающихся военачальников, государственных деятелей и деятелей культуры, но и целой плеяды руководимых ею блестящих дипломатов.
Представления Екатерины о том, какой должна быть внешняя политика России, могут показаться эклектичными, но таково уж было время, в которое она жила. С одной стороны, как того и требовали идеалы Просвещения, она заявляла о приверженности миру, стремлению решать спорные вопросы при помощи дипломатии, а не оружия. Небезразлична была она и к общественному мнению. «Тот, — писала Екатерина, — который на своей стороне имеет признание публики, может твердо полагаться, что противная ему сторона не дерзнет, по меньшей мере явно и открытым образом, действовать против его по опасности, чтоб инако не поднять на себя негодования и недоверки всех вообще частей христианской республики». (Заметим, однако, что речь тут идет лишь о странах христианских и, значит, относится только к ним.) С другой стороны, вера в идеалы Просвещения уживалась в сознании императрицы с имперской идеей, согласно которой великая Россия — наследница Византии — обладала неотъемлемым правом вмешиваться в дела соседей и решать судьбы народов по своему усмотрению. Убежденная в особой роли России в мире, Екатерина полагала, что ее миссия состоит в защите и распространении христианства и потому, борясь с Турцией, например, она действует в общеевропейских интересах.
Турецкая проблема, восточное направление внешней политики достались Екатерине в наследство от ее предшественников. Уже со второй половины XVII в., когда после присоединения Украины границы России приблизились к Османской империи, стало очевидным, что именно Турция на долгие годы станет ее основным соперником. Остановить наступательное движение России к Черному морю, в Крым, на Кавказ было невозможно, ибо это означало бы поставить под угрозу потери то, что уже было завоевано. Но только закрепиться на Черном и Азовском морях Екатерине, в отличие от Петра I, казалось уже недостаточным. С первых лет царствования у нее возникают, сперва не слишком четкие, планы выйти к берегам Средиземного моря, восстановить там христианское государство под эгидой России, а по возможности и вовсе сокрушить мощь османов. Но, хотя Турция переживала в то время острейший социально-политический кризис, справиться с ней было не так уж легко, и потому, что обширная империя была еще достаточно сильна, и потому, что, медленно умиравшая, она была лакомым куском для других европейских держав. К тому же усиления России за счет Османской империи никто в Европе, естественно, не желал и желать не мог.
Вторая проблема, которую Екатерина также получила в наследство от своих предшественников, была польская. Земли Речи Посполитой простирались между Россией, Австрией и Пруссией, и потому было чрезвычайно важно, чтобы в Варшаве находилось дружественное Петербургу правительство. Поскольку Польское государство также давно находилось в кризисном состоянии, Россия уже с начала века не стеснялась использовать против него военную силу, неизменно добиваясь избрания на польский престол своего ставленника. Но была еще одна сложность: так называемые польские диссиденты — православные, уравнения прав которых с католиками Россия давно, но безуспешно добивалась. Положение диссидентов было удобным предлогом для вмешательства в польские дела, но парадокс заключался в том, что проблема диссидентов могла быть решена только в том случае, если бы избранный при помощи русских штыков король обладал большей властью. Для этого требовалось изменить политический строй Речи Посполитой, а в этом ни Россия, ни другие соседи Польши заинтересованы не были, ибо тогда было бы гораздо сложнее вмешиваться в польские дела.
Между тем ситуация начала царствования была для Екатерины необыкновенно благоприятна. Внешнеполитическая доктрина времен Елизаветы Петровны была разрушена импульсивным Петром III. Новую же он создать не успел. У Екатерины были развязаны руки, и она могла начать свою политику фактически с чистого листа. К тому же Россия была в положении победительницы. Ее войска еще находились в Европе, и весть о перевороте 28 июня 1762 г. повергла европейские дворы в состояние шока, а прусский — в ужас, который был так велик, что ночью того же дня, когда была получена эта новость, королевскую казну вывезли из Берлина в Магдебург. Слабость других придавала силы новой российской императрице, и французский посол Бретель жаловался, что с первых дней царствования Екатерина говорила с ним гордо и заносчиво. Независимый тон, который взяла императрица с иностранцами, надо полагать, импонировал ее ближайшему окружению, составляя контраст с ее предшественником, заискивавшим перед Пруссией. За этим стоял уже тогда сформулированный важнейший для Екатерины принцип: «Мое существование состоит и состоять будет в том, чтобы, разве я потеряю рассудок, не хотеть быть под игом ни у какого двора — и я, слава Богу, не нахожусь под ним».