По своему положению члены фамилии подразделялись на несколько степеней, в зависимости от их родственной близости к монарху. С начала XIX в. состав династии постоянно расширялся. У императора Павла I было девять детей, а у его сына, императора Николая I, — семь. За исключением Ольги Павловны (1792— 1795), все имели собственные семьи, и эти родственные узы опутали царский дом густой сетью семейных связей со многими владетельными домами, особенно в Германии, которую злоязычный германский канцлер князь О. Бисмарк называл «племенной фермой Европы». В XIX в. в составе императорской фамилии появились носители иностранных титулов, узаконенные в России: герцоги Мекленбург-Стрелицкие (брак племянницы Николая I Екатерины Михайловны с герцогом Георгом Мекленбург-Стрелицким в 1851 г.); принцы Ольденбургские (брак дочери Павла Екатерины с принцем Петром-Фридрихом Ольденбургским в 1809 г.); герцоги Лейхтенбергские (брак дочери Николая I Марии с герцогом Максимилианом Лейхтенбергским в 1839 г.).
С середины XIX в. династические связи Романовых заметно расширяются и постепенно выходят за пределы многочисленных германских княжеств, герцогств и королевств. Королевой Нидерландов (Нассаутская династия) с 1840 г. была сестра Николая I великая княгиня Анна Павловна (1795-1865), в 1816 г. вышедшая замуж за наследника нидерландской короны принца Вильгельма (Вильгельм II). Женитьба в 1866 г. цесаревича Александра на датской принцессе Дагмар способствовала возникновению династических уний между Романовыми и датским королевским домом, а также английским (Ганноверская династия) и греческим королевскими домами (Шлезвиг-Голштейн-Зонденбург-Глюксбургская династия). Старшая сестра Марии Федоровны принцесса Александра (1844-1925) с 1863 г. состояла в браке с наследником английского престола Альбертом-Эдуардом, принцем Уэльским (король Эдуард VII в 1901 -1910 гг.), а брат цесаревны Вильгельм (1845-1913) правил с 1865 г. в Греции под именем Георга I (с 1867 г. женат на внучке Николая I великой княгине Ольге Константиновна). В 1874 г. возникла и еще одна связь между английским королевским домом и царской семьей: единственная дочь Александра II Мария (1853-1920) вышла замуж за второго сына королевы Виктории принца Альфреда-Эрнста-Альберта, герцога Эдинбургского (1844-1900).
В кругу русской императорской фамилии иностранные принцы, женатые на великих княгинях, представляли боковые ветви рода и прав на престол не имели. Иное дело русские великие князья — дети и внуки императоров. Во второй половине XIX в. в составе династии возникает несколько параллельных линий, старшинство которых определялось степенью родства с венценосцем. Александровичи (от Александра III), Владимировичи (от имени третьего сына Александра II Владимира), Павловичи (от младшего сына Александра II Павла), Константиновичи, Николаевичи, Михайловичи (от сыновей Николая I Константина, Николая, Михаила). В конце XIX в. в состав императорского дома входило около 50, а к началу Первой мировой войны более 60 человек. Это было чрезвычайно влиятельное сообщество, представители которого занимали многие важные посты в государственном аппарате и оказывали большое влияние на внешнюю и внутреннюю политику империи.
Старшим в роду по положению всегда был царь, который, согласно закону, являлся «на всегдашнее время попечителем и покровителем» фамилии. Всем прочим членам династии надлежало ему беспрекословно подчиняться и быть первыми и верными слугами государя. Такова была традиция. Таковы были заповеди предков. В своем духовном завещании император Александр II восклицал: «Заклинаю их (детей. — А. Б.) не забывать никогда слов их Дедушки, которые я им часто повторял, что вся их жизнь должна быть посвящена службе России и ее Государю. Чувство, которое в сердце их должно быть нераздельно. То же заклинаю и всем прочим членам нашего семейства… Заклинаю всех сыновей моих и всех членов нашего многочисленного семейства любить и чтить своего Государя от всей души, служить Ему верно, неутомимо, безропотно, до последней капли крови, до последнего издыхания и помнить, что им надлежит примером быть другим, как служить должно верноподданным, из которых они — первые».
Служение высшему предназначению, преодоление собственных желаний, стремлений и слабостей во имя престижа династии, во имя интересов страны и империи было делом сложным, а для многих членов царской фамилии и непосильным. Человеческие страсти, личные амбиции, сиюминутные порывы порой превалировали над долгом, и некоторые великие князья из «верных слуг» превращались если и не в противников, то в оппонентов царя, ставя собственные представления и желания на первый план. Это стало заметно уже при императоре Александре II, но со всей очевидностью проявилось в период последнего царствования, и императору Николаю II приходилось тратить немало времени и сил на улаживание и разрешение различных щекотливых, а порой и просто скандальных ситуаций, инспираторами которых являлись родственники.
Правившую в России династию в европейских справочниках с конца XVIII в. именовали часто не как династию Романовых, а как династию Романовых-Гольштейн-Готторпов. В буквальном, родственно-генетическом смысле, это было справедливым: отцом императора Петра III был Карл-Фридрих, герцог Шлезвиг-Гольштейн-Готторпский. Но в России подобное титулование официально не употреблялось, хотя разговоры на тему о том, насколько цари были русскими, велись постоянно в различных кругах. В связи с этим возникает вопрос об этнокультурном и национально-психологическом значении понятий «русский» и «русскость». Что делает человека русским? Какие черты характера, привязанности, взгляды и представления примечательны для подобного исторического типа? Это большая и спорная проблема, непосредственно связанная с исторической судьбой русского народа и его национально-духовной самоидентификацией. Умозаключений и суждений в этой области существует много, но приведем лишь одно, принадлежащее перу писателя Ивана Шмелева. «Русский тот, кто никогда не забывает, что он русский. Кто знает родной язык, великий русский язык, данный великому народу. Кто знает свою историю. Русскую Историю, великие ее страницы. Кто чтит родных героев. Кто знает родную литературу, русскую великую литературу, прославленную в мире. Кто неустанно помнит: ты — для России, только для России! Кто верит в Бога, кто верен Русской Православной Церкви: Она соединяет нас с Россией, с нашим славным прошлым. Она ведет нас в будущее; Она — водитель наш, извечный и верный». Данная формула в полной мере отражает духовный облик и мировоззренческие ориентиры последнего царя.
Пошло— дотошные критики установили, что у Николая II была лишь 1/128 часть «русской крови». С примитивно-обывательских позиций это якобы свидетельствовало о «нерусскости» царя и косвенно служило подтверждением расхожего тезиса о его безразличии к судьбам России. Но подобные вульгарные построения и примитивные выводы ничего не объясняют, а лишь затемняют сущность сложного явления. Ведь не «состав крови» делает человека русским! Применять же подобный подход к правящей династии просто абсурдно. Это касалось не только русских царей, начиная с детей от второго брака Петра I, но и в не меньшей степени других монархов. В подавляющем большинстве случаев династические браки заключались между представителями различных владетельных домов, что само по себе исключало «чистоту национальной крови». И здесь наиболее яркий пример -английская королева Виктория, находившаяся на троне более шестидесяти лет и ставшая символом целой исторической эпохи. Она представляла немецкую Ганноверскую династию и была замужем за немецким принцем! Но никто в Великобритании не обвинял ее в этом и не занимался подсчетами долей «чисто английской крови»! Профессиональные хулители «царизма» (как историки, так и неисторики) или просто невежественны, или откровенно недобросовестны и используют любой прием, даже самый непристойный, лишь бы «уличить» и «разоблачить».
Последний русский император был своим в европейском династическом мире, где его близкие родственники всегда занимали самые престижные места. Когда он родился, то его дедушка был королем Дании, а дядя — королем Греции. Когда же он отрекся от престола в 1917 г., то один его двоюродный брат являлся английским королем (Георг V), другой — королем Греции (Константин I), а третий — королем Дании (Христиан X). Его кузены и кузины, племянники и племянницы, дяди и тети носили самые высокородные титулы чуть ли не во всех европейских странах, занимали видные места в общественной жизни своих государств. И самые влиятельные, наиболее именитые отреклись от поверженного русского родственника, а затем многие стремились предать забвению эту родственную связь. Расчетливо-циничные сиюминутные интересы и устремления возобладали над человеческими симпатиями и семейным долгом. Но это все проявилось потом, уже в XX в., когда рушились троны не только в России. XIX в. для монархов был куда более спокойным. И когда Николай Александрович появился на свет, то невозможно было вообразить грядущие социальные бури и политические потрясения.