Изложенные в «Наказе» истины были замечательны и бесспорны, но он был лишь своего рода декларацией о намерениях, и Екатерина подчеркивала, что запретила ссылаться на «Наказ» как на закон, и разрешила лишь основывать на нем те или иные рассуждения, мнения. Текст «Наказа» широко распространялся в России и за границей, а депутатам Уложенной комиссии предстояло выучить его едва ли не наизусть. Показательно, что во Франции при Людовике XV «Наказ» был запрещен, но его активно использовали критики короля и правительства. Лидер жирондистов Ж.П. Бриссо в своей «Философской библиотеке законодателя, политика, юриста» многократно ссылался на «Наказ», а затем и опубликовал его текст с собственными комментариями.
Передавая дело создания новых законов в руки подданных, Екатерина, однако, сочла, что один закон она должна написать сама. Это был закон о порядке престолонаследия, ведь в России того времени по-прежнему действовал указ Петра I 1722 г., согласно которому царь имел право сам назначать себе преемника. Такой порядок, видимо, противоречил монархическим взглядам императрицы, и примерно в 1767 г. она пишет проект манифеста, согласно которому российский трон должен передаваться по мужской линии от отца к сыну по достижении им 21-летнего возраста. Если же по смерти государя его наследник еще, как говорили в XVIII в., «не вошел в возраст», то на престол всходит его мать и правит страной до своей смерти. Опубликовать манифест Екатерина предполагала вместе с новым законодательством, которое он должен был венчать, и теперь все зависело от депутатов Уложенной комиссии.
Итак, в конце июля 1767 г. в Грановитой палате Московского Кремля начались заседания комиссии для сочинения нового уложения. В нее были избраны более 570 депутатов от дворянства, однодворцев, горожан, казачества, государственных крестьян, нерусских народов Поволжья и Сибири, а также центральных государственных учреждений. Такого представительного собрания Москва еще не видала! Никогда еще не собирались в первопрестольной представители самых отдаленных уголков страны, разных ее народностей, купцы и земледельцы, чтобы вместе с увешанными крестами и звездами генералами и вельможами сообща решать судьбы отечества. Казалось, наступил поворотный час в истории России, когда судьба страны оказалась в руках ее граждан.
Работа комиссии началась торжественным молебном в Успенском соборе в присутствии императрицы, которая затем удалилась и в заседаниях не участвовала, хотя каждый день получала отчеты о там происходившем[15]. На первом же заседании депутаты ознакомились с «Наказом» государыни, избрали маршала (председателя) комиссии, а затем, посовещавшись, постановили преподнести Екатерине по аналогии с Петром I титул «Великой, Премудрой, Матери Отечества». Императрица, однако, в отличие от своего предшественника, вежливо отказалась, заметив, что о ее заслугах должны судить не современники, но потомки[16]. Затем в работе комиссии начались будни.
Поскольку никаких законопроектов, которые можно было бы принять, еще не было, депутаты создали ряд «частных» комиссий для их разработки, а сами между тем занялись изучением существующего законодательства и наказов от своих избирателей, которые они во множестве привезли с собой. И тут начались споры и разногласия. Представители родового дворянства, самым активным из которых был князь М.М. Щербатов, настаивали на отмене положений петровской Табели о рангах, позволявших выходцам из других сословий получать дворянское достоинство. Некоторые дворянские депутаты выступили за то, чтобы горожане занимались только торговлей, оставив дворянству промышленное предпринимательство. В свою очередь, горожане считали и торговлю и предпринимательство своей монополией и просили вернуть им право покупать крестьян к заводам, в свое время данное им Петром I и отнятое его внуком в 1762 г. Много споров вызывала торговля, которой занимались крестьяне. Дворянам она приносила немалую прибыль, для горожан – составляла опасную конкуренцию. Обнаружились и противоречия между дворянством центральных губерний и национальных окраин. Так, сибирское и украинское дворянство стремилось уравняться в правах с российским, а прибалтийское, наоборот, закрепить привилегии, полученные в свое время от шведских королей. При обсуждении вопросов судопроизводства в речах депутатов излились потоки жалоб на судейскую волокиту, неправедный суд, корыстолюбие судей и прочие пороки, однако все свелось в основном к процедурным вопросам, а вопрос о реформе всей судебной системы даже не ставился. Раздавшиеся на заседаниях комиссии робкие голоса не то что за отмену крепостного права, но лишь за облегчение положения крестьян потонули в дружном и мощном хоре дворян-крепостников. Особенно трудно пришлось депутатам от нерусских народов. Многие из них не знали русского языка и не понимали, о чем говорят их коллеги-депутаты. Наиболее важные документы для них приходилось специально переводить.
Екатерина была разочарована. Месяц проходил за месяцем, а реальных плодов работы комиссии так и не появилось. Основополагающие принципы «Наказа» остались как бы не замеченными депутатами. Обнаружилось, что для них они были в лучшем случае красивыми фразами, не имеющими никакого отношения к реальной жизни. Конечно, благом было уже то, что впервые в русской истории представители разных групп населения имели возможность открыто высказаться по волнующим их вопросам, но государыня рассчитывала на большее. Она явно переоценила своих подданных. Не имевшие опыта законодательной парламентской работы, в большинстве плохо образованные, они, как и всегда бывает в подобных случаях, в целом отражали общий низкий уровень политической культуры народа и не в состоянии были подняться над узкосословными интересами ради интересов общегосударственных. Быть может, если бы Уложенная комиссия была превращена в постоянно действующий орган наподобие парламента, то со временем и опыт, и политическая культура были бы наработаны (в последние месяцы работа комиссии была уже более слаженной), но это не входило в планы Екатерины. В конце 1768 г., воспользовавшись началом русско-турецкой войны, она распустила депутатов по домам. Частные комиссии продолжали существовать еще несколько лет, и плодами их деятельности Екатерина пользовалась в работе над законодательством. «Комиссия Уложения, быв в собрании, – подытожила императрица, – подала мне свет и сведения о всей империи, с кем дело имеем и о ком пещися должно».
Горечь и разочарование Екатерины в деятельности Уложенной комиссии проявились весьма необычно. В январе 1769 г., то есть всего через месяц после роспуска комиссии, в свет вышел первый номер сатирического журнала «Всякая всячина», редактором которого был статс-секретарь императрицы Г.В. Козицкий, в свое время помогавший ей в работе над «Наказом». При этом все понимали, что в действительности редактором и издателем журнала была сама Екатерина. Ей нужно было высказать свою точку зрения на происшедшее и заручиться поддержкой общества. Поэтому уже в первом номере журнала было сказано о поощрении аналогичных изданий и был сделан намек на необходимость обсуждения назревших проблем. Показательно, однако, что вопрос об открытом обсуждении политических проблем даже не возникал – подобное для русского общества того времени было совершенно неприемлемо. Высказать свое мнение можно было лишь в форме иносказательной.
Именно так поступила и сама Екатерина. Во «Всякой всячине» она опубликовала несколько своих сочинений, в которых ясно показала свой взгляд на причины неудачи Уложенной комиссии. Так, например, в ее «Сказке о мужичке» рассказывается о том, как портные (депутаты) шили мужичку (народу) новый кафтан (уложение). И хотя у них был даже образец такого кафтана («Наказ»), дело им не давалось. Тут «вошли четыре мальчика, коих хозяин недавно взял с улицы, где они с голода и холода помирали» (Лифляндия, Эстляндия, Украина и Смоленская губерния), которые, хоть и были грамотны, помогать портным не пожелали, а, напротив, стали требовать, чтоб им отдали те кафтаны, которые они носили в детстве (старинные привилегии). В итоге мужичок так и остался без кафтана. В другом сочинении – «Дядюшка мой человек разумный есть» – рассказывалось о человеке, никак не могущем привести в порядок свое хозяйство из-за того, что его домашние пекутся только о своих личных выгодах. «Вообще все заражено двумя пороками, – писала императрица, – первый – корысть, другий – дух властвования. Наравне быть не умеют, и от того уже родиться может зависть, ненависть, злость, угнетение, когда есть возможность, несправедливости всякие, насильствие и, наконец, мучительства».
15
Существует не подтвержденное документально предположение, что на некоторых заседаниях императрица присутствовала тайно, скрываясь за портьерами.
16
Еще ранее преподнести императрице подобные же титулы предлагал А.П. Бестужев-Рюмин, но Екатерина также отказалась.