В 1778 г. Павел перерабатывает текст «Рассуждений», обогатив его новыми соображениями, почерпнутыми из общения со старшими друзьями. Пересылая П.И. Панину вторую редакцию трактата, он усматривает в нем обоснование и наброски своего будущего законодательства – плод совместного творчества «панинсксго» кружка: «Оное есть собранные от некоторого времени „…“ материалы, служащие основанием всем на тим рассуждениям». Во всяком случае, и Д.И. Фонвизин, и братья Панины имели основания воспринимать «Рассуждения» – первый опыт выступления Павла на политическом поприще – как и выражение собственных взглядов. В этом трактате, по верному определению Н.К. Шильдера, «отражались политическая и военная мудрость обоих Паниных – Никиты и Петра». В данной связи заслуживает пристального внимания мысль историка русской литературы XVIII в. Г.П. Макогоненко о том, что «именно в ряду с „Рассуждениями“ следует рассматривать составление в конце 1770-х гг. братьями Паниными и Фонвизиным проекта фундаментальных законов, которые должен был ввести Павел после прихода к власти».
Речь идет о замечательном памятнике русской политической мысли XVIII в., фигурирующем в литературе под самыми разными названиями, но чаще всего как: «Завещание Н.И. Панина», «Конституция Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина». Итог их многолетних деяний, документ этот, составлявшийся, очевидно, с конца 1770-х гг. (после возвращения Фонвизина из-за границы в 1778 г., как полагают его биографы), но завершенный уже после смерти Н.И. Панина 31 марта 1783 г., действительно представлял собой тот самый конституционный проект, который предназначался для вручения Павлу I при вступлении его на престол.
Известные до сих пор сведения о судьбе этого проекта сводятся к следующему.
Пораженный после отставки в 1781 г. апоплексическим ударом, Н.И. Панин не мог не только писать собственноручно, но даже и диктовать сколь-нибудь связный текст. Поэтому весь проект от начала до конца был написан по его словесным наставлениям Д.И. Фонвизиным. Существо проекта, по сжатой характеристике его племянника – декабриста М.А. Фонвизина, заключалось в предоставлении политических свобод «сначала для одного дворянства», которое наделялось широкими избирательными правами и на их основе формировало большую часть Сената и дворянские собрания в губерниях и уездах, обладавшие законодательной инициативой. Сенат облекался законодательной властью, император – исполнительной с правом утверждать и обнародовать принятые Сенатом законы. Предусматривалась постепенная ликвидация крепостничества. Собственно, в изложении М.А. Фонвизина, это был не сам проект, а идеи Н.И. Панина, составившие его, так сказать, теоретический костяк.
Помимо основного текста, имелось еще Введение в проект, хорошо известное в литературе как сочинение Д.И. Фонвизина «Рассуждения о непременных государственных законах». После смерти Н.И. Панина Д.И. Фонвизин передал подлинник конституционного проекта в полном его составе П.И. Панину, который осенью 1784 г. готовил для вручения Павлу на случай его восшествия на престол ряд своих «Прибавлений», дополняющих этот проект соображениями об устройстве армии, правах сословий, финансах и других сторонах жизни реформирующегося государства. Кроме того, здесь была заготовка манифеста, который должен был быть издан от имени Павла-императора в момент его воцарения. В сопроводительных письмах П.И. Панин обращался к нему как к «императорскому величеству» – словом, все было рассчитано на непременное воцарение Павла, причем воцарение не в отдаленном будущем, а в достаточно обозримый срок: сторонники Павла явно торопили время.
Это было крайне рискованно и, получи тогда дело огласку, наверняка могло быть воспринято как дерзкий вызов Екатерине II, как тайный заговор против нее.
Вот с этим комплексом документов и должен был быть представлен Павлу панинско-фонвизинский конституционный проект. Однако основной текст П.И. Панин изъял из предназначаемого цесаревичу пакета бумаг. В сопроводительном письме от 1 октября 1784 г., сообщая Павлу, что собирается отправить ему вместе со своими «Приложениями» «Рассуждения» – Введение в проект, он ложно заверял цесаревича, что самого проекта измученный болезнью Н.И. Панин будто бы вообще не успел составить. Почему так поступил П.И. Панин, сказать трудно, возможно, здесь сыграла решающую роль политическая острота конституционного проекта, покушавшегося на самое абсолютную власть Екатерины II. Впрочем, П.И. Панин не решился передать Павлу и все остальные заготовленные для него бумаги – при жизни Екатерины II они к нему так и не попали. По кончине в 1789 г. П.И. Панина все они, кроме подлинника основного текста проекта, с тех пор исчезнувшего, поступили обратно к Д.И. Фонвизину, который передал их на хранение своим друзьям – в семью петербургского губернского прокурора Пузыревского для вручения «государю-императору Павлу Петровичу». Вдова прокурора выполнила эту просьбу, передав многострадальный пакет со столь конфиденциальными бумагами новому императору. После того они 35 лет глухо пролежали в царских архивах и только в 1831 г. были обнаружены самолично Николаем I «в собственном бюре императора Павла I и в одном секретном ящике».
Вместе с тем у Д.И. Фонвизина оставался свой полный список конституционного проекта, переданный им брату, директору Московского университета П.И. Фонвизину. В разгар гонений в 1792 г. на московских мартинистов, затронувших и всех служащих университета (в глазах властей он был оплотом новиковского кружка), П.И. Фонвизин в ожидании прихода полиции с обыском истребил доверенный ему манускрипт, но, по счастью, бывшему тут же другому его брату, отцу декабриста М.А. Фонвизина, чудом удалось, по свидетельству последнего, спасти Введение.
И если его тексты, многократно, кстати, издававшиеся еще с середины прошлого века, дошли до нас благодаря снятым в свое время М.А. Фонвизиным копиям и сохранившемуся в архивах его подлиннику в составе бумаг П.И. Панина, то сам проект, впервые в истории России конституционно ограничивавший самодержавие выборным дворянским Сенатом, с 1792 г. вообще никто не видел – скорее всего он утрачен, и видимо, безвозвратно. Во всяком случае, поиски его не дали пока никаких результатов и судить о его содержании мы могли лишь по приведенной выше его характеристики из мемуаров М.А. Фонвизина.
Но отсюда со всей несомненностью следует, что и сам Павел I в момент восшествия на престол не смог ознакомиться с предназначенным именно для него конституционным проектом (не говоря, конечно, о Введении, попавшем к нему с бумагами П.И. Панина).
Но знал ли Павел что-нибудь об этом конституционном проекте в бытность великим князем, в период его подготовки (как он, допустим, был в курсе разработки в 1770-х гг. Н.И. Паниным и его сторонниками планов государственных реформ и даже внес в это свою лепту)? В литературе считалось само собой разумеющимся, что если и знал, то лишь в общей форме, как бы со стороны. Вопрос же о более непосредственной причастности Павла к подготовке панинско-фонвизинской конституции в литературе вообще не ставился.
Так было до начала 70-х гг. нынешнего века, когда петербургский историк М.М. Сафонов обнаружил в секретных делах Государственного архива уникальные документы, позволившие наконец со всей определенностью ответить на этот вопрос.
После возвращения из заграничного путешествия поздней осенью 1782 г. Павел, лишь раз побывав у прикованного к постели и, по выражению одного историка, «политически зачумленного» тогда Н.И. Панина, вынужден был, опасаясь преследований Екатерины II, прекратить с ним всякие сношения. Только в последних числах марта 1783 г., словно предчувствуя близость рокового исхода болезни, он решился навестить своего наставника. Ф.Н. Голицын вспоминал: «За несколько дней перед кончиной графа пожаловал к нему под вечер великий князь. Тут было объяснение о всем предыдущем, – многозначительно отмечает Голицын, – но граф через несколько дней после скончался». 5 апреля 1783 г. сам Павел сообщал Н.И. Салтыкову о посещении Н.И. Панина: «В тот вечер он весел и свеж был так, как я уже года три не видывал».