X
В музее Карнавале есть мрачная акварель. В серо-черных тонах в ночном освещении она изображает голую, очень высокую отвесную скалу. Внизу бьются волны. От скалы отплывает, качаясь, лодка. Где-то высоко на скале по канату ползут вверх вооруженные люди. Другие смотрят на них снизу, стоя в воде у подножия скалы, очевидно, ожидая своей очереди. Это Бивильский утес на побережье Ла-Манша между Дьеппом и Трепором. Какая-то нора, открытая или прорытая контрабандистами, дает возможность проникнуть с его вершины в глубь страны. Над утесом, вероятно, вследствие его неприступности (в нем около ста метров вышины), наблюдение было слабее, чем над всем остальным побережьем (впрочем, сторожевой пункт находился от утеса всего лишь в какой-либо версте).
Акварель, о которой я говорю (ном. 2187){101}, написал по памяти граф Арман де Полиньяк. Он в ту пору вместе со своим братом принимал участие в заговоре Пишегрю{102}. Зимней ночью английское судно доставило их к подножию Би вильского утеса. По условному сигналу соучастник сбросил им сверху канат. Поднявшись на вершину скалы, они дорогой контрабандистов прокрались к уединенной ферме, где их встретил Жорж Кадудаль, он тем же путем прибыл во Францию раньше. Оттуда, путешествуя по ночам, тщательно прячась днем, они прибыли в Париж, расселились по конспиративным квартирам, которых Жорж имел в столице довольно много, и принялись за свою таинственную работу.
Полиция — по крайней мере главная (их было несколько) — ничего не знала о прибытии Жоржа и Пишегрю. Но она все время находилась в состоянии напряженной тревоги. «Воздух насыщен кинжалами», — писал первому консулу Фуше.
Произвол в эти годы бонапартовского порядка был не намного меньше, чем в пору королей, Конвента или Директории. Полиция хватала людей наудачу, военные суды почти наудачу выносили приговоры. В числе лиц, приговоренных более или менее случайно к смертной казни в январе 1804 года, был человек, имевший отношение к делам Жоржа. Чтобы спасти свою жизнь, он дал первые сведения о заговоре. Удалось схватить и других второстепенных участников дела. Они знали немного, но того, что они знали, было достаточно: Жорж Кадудаль в Париже! Потом выяснилось, что в Париже и Пишегрю! В полицейских и правительственных кругах началась настоящая паника. О ней людям, бывшим в Москве в 1918 году, может дать некоторое понятие травля «человека в красных гетрах» (Б.В.Савинкова).
Революция отменила во Франции пытку приблизительно так, как в России императрица Елизавета отменила смертную казнь. Несмотря на «постоянное невозмутимое блаженство», пытка в разных формах применялась, — правда, не так часто и не с такой жестокостью, как при дореволюционном строе. Обвиняемые на суде говорили, что давали свои показания под пыткой, и судьи относились к этому вполне равнодушно. Пико, лакея Кадудаля, поджаривали на огне и дробили ему пальцы до тех пор, пока он не сообщил адреса одной из конспиративных квартир. По приказу первого консула были приняты совершенно исключительные меры розыска. Все заставы Парижа были закрыты. Войска оцепили город. Полицейские отряды производили повальные обыски на улицах, в гостиницах, в частных домах{103}. Облавы шли и в окрестностях, и в лесах вокруг столицы. Дозоры были расставлены на всех перекрестках. На столбах Парижа, как и в газетах, появилось подробное описание примет Жоржа и Пишегрю. За укрывательство их правительство грозило смертной казнью.
XI
Об охоте, организованной в Париже на Жоржа и Пишегрю, написано довольно много — от отчетов по их процессу на суде до новейших исследований Барбе, Гразилье, Ленотра. До нас дошел и богатый, хоть не слишком ценный, архивный материал. Казалось бы, факты можно установить точно. Есть, однако, во всей этой истории что-то таинственное, необъясненное и необъяснимое. Сказать с уверенностью, что в ней не было провокации, едва ли возможно.
Много лет спустя некий Франсуа Жоликлер, начальник полиции в Генуе, в личном письме императору Наполеону, говоря о своих заслугах, напоминал, что именно он, как хорошо известно его величеству, дал когда-то возможность арестовать в Париже Жоржа и Пишегрю (его письмо было напечатано Гразилье). Этот Жоликлер перед экспедицией 1804 года вращался в Лондоне в наиболее активно настроенных кружках эмиграции и призывал к самым решительным действиям против первого консула. В пору ареста заговорщиков Жоликлер находился, по странной случайности, в Париже и тотчас после их ареста бежал в Англию, где в качестве уцелевшего героя приобрел в лагере роялистов еще большую популярность.
101
Если не ошибаюсь, ее подарил музею кн. Лобанов-Ростовский, которому она могла достаться от Полиньяков: у них были прочные связи с Россией
102
Один из этих Полиньяков четвертью века позднее был первым министром Карла X и своими реакционными мерами благополучно довел страну до новой революции
103
По данным Ленотра, полиция вскрывала даже гробы, провозившиеся по улицам на катафалках