Пустовала квартира недолго. 7 марта в дом зашли два человека: один, в серой шляпе, средних лет, другой старик лет шестидесяти. Престарелый консьерж показал им квартиру. Она человеку в серой шляпе понравилась. Лучшая комната выходила окном на бульвар, вид был прямо на Турецкий сад. Подходящей оказалась и цена. Новый жилец тут же дал приличный задаток — пять франков. Времена были идиллические, никаких бумаг не требовалось. Консьерж спросил фамилию. — «Жерар, по профессии механик, собираюсь скоро обзавестись своим магазином. Жду из провинции жену, а это мой дядя». Мосье Жерар был человек очень словоохотливый; дядя, напротив, больше молчал, но он и зашел так, за компанию, — не ему жить в квартире. На следующий же день мосье Жерар привез мебель: стол, четыре стула и матрац вместо кровати. Такая обстановка, даже в этом доме, не могла внушить консьержу большого доверия; он потребовал плату вперед. Жилец заплатил ему «полтерма» (37 франков 50 сантимов) и пояснил, что настоящей мебелью обзаведется, когда приедет жена: она все и купит.
Объяснение было правдоподобное, да и подозрения, конечно, относились только к кредитоспособности нового жильца. Собственно, некоторые сомнения могло вызвать у консьержа другое. Жилец носил чисто французскую фамилию. Между тем говорил он весьма странно. Я видел в архиве бумаги, писанные рукой Фиески. Он «oui» пишет с h в начале слова. Из бумаг этих достаточно ясно, что и устная речь его не только по акценту, но и по построению фраз была чрезвычайно далека от французской. Однако и это подозрений не вызвало. Мосье Жерар объявил, что он родом южанин, и акцент его был признан гасконским.
В архиве сохранились показания всех жильцов дома №50. На их долю выпало, без всякой вины, немало неприятностей: почти все они в первый день после покушения были сгоряча схвачены полицией. Допрашивали их много раз. Иных допрашивал сам барон Пакье, высокий сановник, председатель палаты пэров, судившей Фиески и его сообщников. По бесхитростным ответам всех этих бедных людей видно, как их оглушил удар: мосье Жерар был не мосье Жерар, не механик, а террорист, собирающийся убить короля Людовика Филиппа!
В общем, в доме его, по-видимому, любили. Впрочем, бывали и столкновения. Так, дочь консьержа жаловалась, что мосье Жерар приходит домой слишком поздно: она не обязана отворять дверь в 11 часов вечера. Свидетельница Андренер, жившая этажом ниже, показывала, что этот проклятый Жерар вставал в пять часов утра и вечно ее будил — она раз прямо ему и сказала, что так нельзя. На свидетельницу Андренер мосье Жерар накричал; сами ничего не делаете, да еще хотите мешать труженикам работать! Дочери же консьержки сделал уступку: возвращаясь после десяти часов вечера домой, больше не звонил, а проходил через кофейню, — у лакея Ларше был ключ от внутренней двери. С лакеем Ларше он был в хороших отношениях: поил его пивом и разговаривал о политике. «Мосье Жерар всегда говорил об одной книге, где речь шла о Сен-Жюсте, — показывал на следствии напуганный Ларше, — я поэтому решил, что он служит в полиции...» Вывод несколько неожиданный. Лучше всего то, что он был не лишен основания.
IV
Ровно в 9 часов утра из Тюильрийского дворца выехала пышная процессия. Вслед за командующим национальной гвардией, маршалом де Лобо, ехал верхом на своем сером коне Режане король Людовик Филипп в синем мундире, с большой лентой Почетного легиона через плечо. По сторонам от него находились герцоги Орлеанский и Немурский, далее третий сын короля, принц Жуанвильский, маршалы Мортье, Мэзон и Молитор, министры де Брой и Тьер, девятнадцать генералов, адъютанты, конвой.
Процессия двигалась очень медленно — весь Париж должен был увидеть короля. Только к полудню шествие стало подходить к тому месту, которое, по полицейским сведениям, надо было считать опасным. По-видимому, все очень волновались. Когда процессия выехала на бульвар Сен-Мартен, маршал Мортье, участвовавший в тридцати сражениях, наклонился к соседу и, прикоснувшись к груди, сказал: «Я чувствую тяжесть...» Показался театр Амбигю — тут-то, по донесению полицейского комиссара, и следовало ждать покушения. Процессия медленно проследовала к Chateau d'Eau — не произошло ничего. Люди вздохнули свободно: слава Богу! Король выехал на бульвар Тампль.
Вдруг слева в узеньком доме с покатой крышей, в окне третьего этажа, появился дымок. В ту же секунду загремели выстрелы. Они следовали один за другим с непостижимой быстротой, почти сливаясь. Пулеметов в ту пору не было, старые боевые офицеры, составлявшие свиту Людовика Филиппа, совершенно не могли понять, что это такое. Режан рванулся в сторону и поднялся на дыбы. Другие лошади помчались вперед, волоча за собой всадников. Отчаянный крик «Король убит!» слился с воем толпы. На мостовой, на широких в этом месте тротуарах бульвара валялись лошади, люди. Маршал Мортье, убитый наповал, лежал в луже крови, окруженный другими трупами.