Корнилов, наконец, перевёл дух.
— Малахов курган, Павел Степанович, уже защищён на первый случай. Сейчас на Графскую пристань перевозят морские батальоны с Северной стороны.
Нахимов удивлённо пожал плечами.
— Я думал, Владимир Алексеевич, что вы ещё на Северной стороне.
— Ваши сигнальщики, Павел Степанович, скверно смотрят за рейдом и, верно, спят. Ещё вчера днём я перешёл на Графскую, а сегодня пароходы перевозят оттуда наши морские батальоны.
Постепенно утихли страсти, разговор вошёл в нормальное русло, и собеседники договорились, что приказ Нахимова впредь в случае необходимости будет исполняться только с ведома Корнилова, для чего на «Константине» поднимут соответствующий сигнал.
Здесь же, в присутствии Нахимова, Корнилов распорядился об этом на все корабли эскадры. «По сделании от г. вице-адмирала Нахимова затопить или сжечь корабли исполнение это тогда только привести в действие, когда сей сигнал будет отрепетован на корабле «Великий князь Константин». Не исполнивший сего подвергается наказанию, как государственный преступник; приказание же об исполнении прописанного будет передано посланным от г. начальника штаба, генерал-адмирала Корнилова».
Прощаясь, Корнилов пригласил Нахимова вечером обсудить создавшееся положение.
— О князе ни слуху ни духу, а неприятель стоит у ворот, надобно отстаивать Севастополь...
Союзники рассчитывали на лёгкую победу. Но защитники города моряки, солдаты, жители — успели соорудить укрепления, оборудовать батареи из трёхсот орудий.
5 октября неприятель открыл огонь со всех сторон. Начался первый штурм бастионов.
Корнилов и Нахимов находились на передовой, но затем Нахимов вернулся на эскадру. Со стороны моря приближалась вражеская армада кораблей. Огнём береговых батарей и корабельных пушек неприятеля заставили ретироваться. Яростный натиск противника на суше отбили по всем линиям. Во время бомбардировки на Малаховой кургане ядром смертельно ранили Корнилова, и в тот же день он скончался. Эта горестная весть застала Нахимова на «Двенадцати апостолах», откуда он, флагман, руководил схваткой с неприятелем на морских подступах к Севастополю. Вечером он отправился в Михайловскую церковь, простился с Корниловым, целовал холодный лоб боевого товарища, лицо его было мокрое от слёз.
Теперь он понимал, что оборона Севастополя лишилась своего организатора и главного руководителя.
Отправляя в Николаев курьера с бумагами Корнилова к его семье, он в записке контр-адмиралу Метлину сокрушался: «Он умер как герой... Завтра снова дело. Я не знаю, что будет с Севастополем без него и на флоте, и в деле на берегу».
Теперь на плечи Нахимова легла новая ноша: по долгу и по совести исполнять обязанности Корнилова, хотя формально он не имел никаких прав. Редкий день он не объезжал линию обороны, показывал пример мужества, никогда не кланялся вражеским ядрам.
Сменивший Корнилова вице-адмирал Станюкович предупреждал Нахимова, чтобы он ни во что не вмешивался. Но как мог быть равнодушным наблюдателем флагман эскадры, когда на берегу, на Малаховом кургане, на бастионах, отстаивали Севастополь экипажи его кораблей, под командой моряков Истомина, Новосильского, Панфилова, Зарина и многих других?
Только в конце февраля 1855 года Нахимова назначили командиром Севастопольского порта и военным губернатором Севастополя. В этот же день начальник гарнизона генерал Остен-Сакен представил в Петербург ходатайство о производстве Нахимова в адмиралы.
«Вице-адмирал Нахимов во всё время 165-дневной осады Севастополя сначала не принадлежал к её обороне, потом с 28 ноября в качестве помощника и замещения меня в случае смерти или раны чрезвычайно способствовал успешной обороне Севастополя: блистательною неустрашимостью, влиянием на войска, приобретённою любовью и уважением, неусыпною деятельностью, доходящую до того, что непрестанным осмотром бастионов, редутов, батарей и траншей ему известно направление орудий в каждой амбразуре.
Вице-адмирал Нахимов имеет неисчислимые заслуги».
В первую неделю марта на Камчатском редуте был сражён насмерть вражеским ядром контр-адмирал Владимир Истомин, один из сподвижников Нахимова, душа обороны Малахова кургана. Провожая тело В. Истомина в склеп, где лежали тела М. Лазарева, В. Корнилова, Нахимов сквозь слёзы проговорил с сожалением:
— Эти прыткие молодые люди, они... да-с, они очень спешат-с.
Он не скрывал от окружающих после смерти Корнилова, что его желание иметь последнее прибежище рядом с ними... и Михаилом Лазаревым.