Крутые меры воеводы нашли поддержку у смоленского посада. Поляки присылали в город «прелестные грамоты», предлагая сдаться. По этому поводу «с торговыми людьми сход был под стеною по боярской присылки и по мирской». Этот сход наотрез отказал полякам, после чего они «пущи стали по городу бити и по хоромом». Пробовали королевские люди воздействовать на упрямых смолян и другими способами. 13 ноября, судя по дневнику королевского похода, они выставили из своих шанцев игумена Троицкого монастыря и других пленных. «Эти пленные долго убеждали русских, бывших на стене крепости, сдаться, но напрасно. После долгой перебранки корчемными словами, разошлись. Затем русские стали необычайно часто стрелять».
Но, пожалуй, не перестрелка определяла ход борьбы в последние месяцы 1609 года, а минная война, которая велась ежечасно, упорно, с огромными усилиями. Одновременно королевская армия готовила всё необходимое для общего штурма.
Снова возвращаемся к свидетельству участника осады Смоленска поручика Маскевича: «Обложив крепость, король решился взять её приступом, и так как петарды были бесполезны, потому что московитяне все ворота укрепили, то велено было приготовить до 80 лестниц такой ширины, чтобы пять и шесть человек могли всходить рядом, а длиною, как самые высокие в лесу деревья. Устроены были подвижные подъёмы, наподобие виселиц, которыми войско, шедшее на приступ, катило лестницы перед собою, укрепив их срединою к перекладине подъёма.
Не пренебрегали и подкопами; несколько раз пытались провести их в разных местах от лагеря под стены в надежде, что не тот, так другой подкоп будет иметь успех; но московитяне были осторожны, ни один подкоп не мог утаиться от них, ибо смоленские стены были выведены опытным инженером так искусно, что при них под землёю находятся тайные ходы, где всё слышно, куда ни проводили подкопы. Пользуясь ими, московитяне подрывались из крепости под основание стен и либо встречались с нашими, либо подводили мины под наши подкопы и, взорвав их порохом, работы истребляли, а людей заваливали и душили землёй, так что мы иногда откапывали своих дня через три и четыре. Оттого подкопы наши долго оставались без действия.
Из лёгких орудий также трудно было сделать в стене пролом, пока не привезли из Риги пушек большого калибра...»
Первая встреча смолян с польскими сапёрами, работавшими под руководством двух наёмных иноземных инженеров, произошла 16 января 1610 года. Смоленские умельцы докопались до польской минной галереи, установили против пролома тяжёлую пищаль, с немалыми трудами притащив её по узкому подземному ходу, и в упор расстреляли картечью сапёров. Затем подкоп начинили порохом и взорвали.
Ещё одна подземная встреча произошла 27 января. И снова смоляне затянули под землю полковую пищаль, зарядив её на этот раз полым ядром «со смрадом» (кроме пороха, в ядро положили серу и другие едкие вещества). После выстрела вся польская часть галереи заполнилась вонючим дымом — нечто вроде подземной химической войны! Этот подкоп тоже был взорван.
14 февраля смоляне взорвали ещё один неприятельский минный подкоп. Во время этого взрыва погиб французский инженер, руководивший сапёрными работами.
Минную войну король Сигизмунд III явно проигрывал.
В первые месяцы осады интервенты не испытывали недостатка в продовольствии, ничто не угрожало им и извне — царь Василий Шуйский был блокирован в Москве, а Михаил Скопин-Шуйский только ещё готовился к походу на столицу. Тот же Маскевич с удовлетворением писал: «В съестных припасах нам не было недостатка, неприятель нас не беспокоил, имея довольно дела с цариком под Москвою. В то же время пан Гонсевский, начальствуя отдельным отрядом до 500 всадников, кроме казаков запорожских, стоял под Белою, в 18 милях от Смоленска, и осаждал крепостицу. Запорожские казаки оказали королю большие услуги своими набегами на русские крепости, которых множество опустошили в короткое время; считали их более 40000, с каждым днём число их умножалось».
Положение изменилось к весне 1610 года. 12 марта рать Михаила Скопина-Шуйского торжественно вошла в Москву, и сразу началась подготовка к походу на Смоленск, что очень обеспокоило Сигизмунда III. В самой Смоленской земле разворачивалось партизанское движение против интервентов, выезды фуражиров из польского лагеря за продовольствием стали опасными. Михаил Скопин-Шуйский послал в смоленские леса тридцать ратных людей, которые начали создавать крестьянские партизанские отряды. Некоторые из таких отрядов насчитывали сотни и даже тысячи человек и представляли серьёзную опасность для интервентов. В одной Щучейской волости восставшие крестьяне «побили литовских людей человек с полтораста».
Но защитникам Смоленска по-прежнему было нелегко. Много людей погибло или было ранено во время ежедневных обстрелов, в минной войне, в многочисленных вылазках за пределы крепости. Такие вылазки были вынужденными: в городе не хватало дров, питьевой воды, сена, начался массовый падеж скота. За всё приходилось платить кровью. Например, только в ноябре 1609 года польский хронист зафиксировал шесть вылазок из города, которые сопровождались крупными боями. Чувствовалась и нехватка продовольствия, цены на рынке выросли в несколько раз, среди бедноты уже через полгода после осады начался голод. Недоброкачественная вода из городских ручьёв вызывала массовые заболевания, в зимние месяцы 1610 года в Смоленске ежедневно хоронили по тридцать-сорок человек, а голодной весной этого года уже по сто - сто пятьдесят человек.
Рассказывая о воинском подвиге защитников Смоленска, «Повесть о победах Московского государства» не забыла упомянуть и о тяготах и жертвах осады: «В городе Смоленске государев воевода боярин Михаил Борисович Шеин с осаждёнными смольнянами сильную нужду терпел и неослабевающую надежду сохранял; часто из города вылазки делал, с королевскими людьми непрерывно сражался и много поляков и литовцев перебил; иногда же из пушек и из пищалей, установленных в башнях и на крепостных стенах, бил их, и от многих королевских штурмов отбивался, и с неослабевающей твёрдостью город оборонял».
Эта запись относится к 1610 году. А следующая на эту же тему датируется неизвестным автором повести 1611 годом: «В Смоленске тогда боярин Михаил Борисович Шеин с защитниками смоленскими в большой нужде находился и смолнян ожидал, с польским королём стойко сражался. Король же беспрерывно к городу приступал, много подкопов под стены делая, не давая горожанам передышки. В Смоленске из-за осадных бедствий много людей умерло. По стенам города начали люди молиться об избавлении от голодной смерти и от осадной нужды».
Героических защитников Смоленска поддерживала надежда на скорое вызволение: победы воеводы Скопина-Шуйского гремели по всей России. Знали в Смоленске и о том, что следующий поход молодого полководца будет к Смоленску.
Но вот дошли из Москвы вести о неожиданной смерти Михаила Скопина-Шуйского, а потом — похоронным звоном обрушилась на защитников Смоленска горькая весть о разгроме под деревней Клушино царской армии, посланной им на помощь.
Надеяться больше было не на что.
Но Смоленск стоял: упрямо, гордо, жертвенно. За ним была Россия, раздираемая боярской смутой, он же сам волей истории оказался единственным препятствием для широкого наступления польского короля на русские земли. Изнемогая в неравной борьбе, Смоленск, как ядро на ноге преступника, удерживал короля на полпути к Москве!
Подвиг и жертвенность Смоленска навсегда остались в памяти русского народа. Но для самого города и его героических защитников приближались трагические дни...
5
Неудачная осада Смоленска стоила гетману Жолкевскому поста главнокомандующего королевской осадной армией. Его обвиняли в больших потерях при штурмах, в провале минной войны, в неспособности подавить смертоносную смоленскую артиллерию. В конце концов главное командование королевским войском под Смоленском было передано воеводе Яну Потоцкому. Он начал готовиться к штурму города.