Наоборот, в 1593—1598 годах Романовы и их родственники сделали быструю карьеру, вызвавшую зависть и злость у титулованной аристократии. Тот же Фёдор Никитич стал одним из трёх руководителей Боярской думы. В 1596 году Фёдор Никитич был назначен царём Фёдором (читай Борисом Годуновым) вторым воеводой правой руки. С ним немедленно заместничал боярин Пётр Никитич Шереметев, назначенный третьим воеводой в большом полку. Шереметевы, как и Романовы, вели свой род от Фёдора Кошки и Андрея Кобылы, но Пётр Никитич Шереметев посчитал для себя унизительным служить с Фёдором Никитичем Романовым. Он не явился к царю («у царской руки не был») и на службу не поехал. Фёдор разгневался, вряд ли тут дело обошлось без Годунова, велел сковать Петра Шереметева и в таком виде на простой телеге отправить на службу. Шереметев ещё несколько дней поломался, но, в конце концов, смирился с назначением.
В том же году на Фёдора Никитича Романова, его отца Никиту и дядю Данилу «бил челом в отечестве» (то есть заместничал) Рюрикович князь Ф. А. Ноготков. Царь Фёдор сделал Ноготкову выговор: «...и ты чево дядь моих Данила и Микиту мёртвых бесчестишь?» За своё челобитье Ноготков угодил в тюрьму на пять дней. Правда, по разрядам было сказано, что князю Ф. А. Ноготкову «не доведетца меньше быть боярина Фёдора Никитиче Романова», но в следующей росписи воевод «на берегу» Фёдор Никитич Романов уже отсутствует, то есть он не служил «ниже» князя Ноготкова.
Серьёзным испытанием союза Годуновых и Романовых стала смерть царя Фёдора. Фёдор Иоаннович умер 6 января 1598 года. Законных наследников у него не было, и не осталось письменного завещания. Другой вопрос, что современники и позднейшие историки приводят не менее дюжины вариантов устного завещания Фёдора. К примеру, немецкий наёмник Конрад Буссов[12] писал, что царица Ирина убеждала мужа вручить скипетр её брату, Борису Годунову, но царь предложил скипетр старшему из своих двоюродных братьев, Фёдору Никитичу Романову, имевшему на престол ближайшее право. Фёдор Никитич уступил скипетр своему брату Александру, Александр — третьему брату, Ивану, а Иван — Михаилу, Михаил — какому-то знаменитому князю, так что никто не брал скипетра, хотя каждому и хотелось взять его. Царь Фёдор, долго передавая жезл из рук в руки, потерял терпение и сказал: «Так возьми же его, кто хочет!» Тут сквозь толпу важных особ протянул руку Борис Годунов и схватил скипетр.
Этот эпизод прекрасно выглядел бы на сцене, но, увы, он не имеет ничего общего с действительностью. И писал это Буссов уже после воцарения Михаила Романова.
Куда ближе к истине версия русского летописца[13], где на вопрос патриарха: «Кому царство, нас сирот и свою царицу приказываешь?» — Фёдор тихим голосом отвечал: «Во всём царстве и в вас волен бог: как ему угодно, так и будет; и в царице моей бог волен, как ей жить, и об этом у нас улажено». Патриарх Иов в житии Фёдора говорит, что царь вручил скипетр своей супруге. Но в других источниках, заслуживающих в этом отношении большего доверия, в избирательных грамотах Годунова и Михаила Романова, сказано: «После себя великий государь оставил свою благоверную великую государыню Ирину Фёдоровну на всех своих великих государствах».
Не исключено, что Фёдор вообще ничего не сказал перед смертью. Боюсь, некоторым читателям уже надоело, что я часто излагаю две или более версий одного события. Но если мы точно не знаем даже, как умер Сталин и об его смерти каждый пишет свою версию, то что делать с событиями четырёхсотлетней давности?
Доподлинно можно утверждать, что Фёдор умер внезапно, и похоронили его быстро и в суматохе. Когда в 50-х годах XX века могила Фёдора была вскрыта, то там оказались останки, одетые в простой мирской кафтан, перепоясанный ремнём. И даже сосуд для мирры был положен не по-царски простой, то есть «освятованный» царь, проведший жизнь в постах и молитвах, не сподобился обряда пострижения, в то время как в роду Ивана Калиты предсмертное пострижение стало своего рода традицией со времён Василия III и Ивана Грозного.
13
Летопись о многих мятежах и разорении Московского государства от внутренних и внешних неприятелей и от прочих тогдашних времён многих случаев по преставлении царя Иоанна Васильевича. — Санкпетербургь, 1788.