XX. СНОВА ЗАПЫЛАЛ КОСТЕР БОРЬБЫ
Хвала же тому, кого не уничтожают превратности времени и не поражают никакие перемены, кого не отвлекает одно дело от другого и кто одинок по совершенству своих качеств.
Стоя на береговых камнях реки, Бент-Занкиджа колебалась недолго. Она держала за повод коня. Он тянулся к воде, громко фыркая, и вздрагивал, когда темные волны быстро проносились мимо, обдавая его пеной.
Что же делать? Пробраться правым берегом, через заросли, поискать переправы? Или смело броситься в реку? Хватит ли у нее сил, чтобы переплыть бурные, стремительные потоки?
Она оглянулась. На горном хребте показалось несколько монголов. Они начали спускаться по крутому скату. Будь что будет! Впереди — надежды и Джелаль-эд-Дин. Она найдет спасение… Позади — позор, рабство и смерть.
Чего бояться? Она увидела, как плывут через реку несколько хорезмийцев, как, держась за гривы коней, они упорно борются с течением, окунаются с головой в воду, но все же постепенно приближаются к другому берегу. Вот один уже вышел из воды… За ним другой… Они оглянулись, что-то закричали ей и пошли берегом вниз по течению.
Колебаться больше нельзя. Она проверила свою сумку. Книга об Искендере вложена в бычачий пузырь и тщательно завязана. Вторая — тоже. Вода им не повредит… Долой кольчугу! С ней утонешь в реке. Щит и меч тоже полетели в воду. Остался только индийский кинжал за поясом. Через два-три шага уже начиналась глубина. Уцепившись за гриву коня, Бент-Занкиджа вместе с ним погрузилась в воду.
Долго пришлось ей бороться с могучими волнами реки. Течение уносило ее вниз. Постепенно она стала замечать, что противоположный берег приближается. Не раз, казалось, силы ее оставляли, но, настойчивая, она снова упорно загребала рукой и била ногами по воде. Конь, казалось, слился с ней в одном порыве, из воды были видны только его торчащие уши и фыркающие ноздри. Но он сильно загребал ногами. Оба боролись за свою жизнь, и наконец конь вынес девушку на берег. Там сидели на камнях несколько хорезмийцев, отжимая из одежды воду. Криками они поощряли Бент-Занкиджу. Двое бросились к ней и подхватили на руки, когда она уже теряла сознание.
Она очнулась, лежа на холме, на зеленой лужайке. Кругом сидели воины, босые, почти без одежды. Все смеялись, счастливые, что синее небо снова раскинулось над ними и что где-то далеко позади, за горами, остался кислолицый, страшный старик.
Невдалеке стоял молодой пастух-чабан в белом шерстяном плаще и что-то кричал, размахивая руками и указывая на юг.
Из зарослей выехал на неоседланном коне величественный, как всегда, хотя и полуодетый, старый Тимур-Мелик. Он объезжал лежавших — некоторые были совсем без сил, — и всех он уговаривал вставать и двигаться дальше.
— Идем к крепости Джебаль-эль-Джуди. Там нас ждет индийский царь Рана-Чатра. Он собирает войско против нас. Но там же нас ждет стадо жирных баранов и султан Джелаль-эд-Дин. А вы хорошо знаете: где Джелаль-эд-Дин, там уже мы не пропадем.
Все стали подниматься и поплелись тропой, проложенной среди высоких зарослей, ведя за собой усталых коней. Раза два слышалось глухое рычание тигра. Шакалы неистово завывали со всех сторон.
Вскоре наступила ночь и все затянула густой паутиной. Багровая луна стала медленно подниматься из-за деревьев, и в ее неверном свете шагавшие полуодетые, изможденные воины казались выходцами из могилы.
Под утро впереди засветились яркие костры. Это были остатки хорезмийского войска, с радостью приветствовавшие своих друзей и товарищей по оружию.
На одном из костров Джелаль-эд-Дин поджаривал на углях молодого барашка. Возле костра стоял часовым с копьем в руке суровый Кара-Кончар, неизменный спутник султана. Невдалеке к деревьям были привязаны их кони.
Джелаль-эд-Дин, хмурый и задумчивый после гибели своей семьи, все же всех подходивших встречал шутками:
— Что повесили носы? Самое главное — мы живы, руки и голова целы. Мы снова всего добьемся. У тебя, я вижу, нет сапог? Клянусь, завтра я сдеру их с надменного индийского царя Рана-Чатры и подарю тебе. Только сейчас не падай в колодец отчаяния и расправляй крылья мужества!
Султан обратился к другому джигиту, сидевшему поблизости:
— Эй, Курбан, спой песню! Развесели наши сердца!
Молодой джигит запел: