В горестном раздумье покидали они Бухару.
БУДЕТ ЛИ СПАСЕНИЕ?
Позади осталась Бухара, впереди — Гургандж, а между ними горячие пески пустыни. В горах еще прохладная весна, еще яблони в цвету и по ночам холодно, а здесь такой зной, от которого огненные круги перед глазами, и кажется, что тело твое поджаривается на солнце. Аспанзат пожаловался погонщику.
— Эй, добрый человек, худо мне! Боюсь, что не вынесу этой жары. Нечем дышать.
— На что ты жалуешься? — На черном, морщинистом лице погонщика можно было прочесть искреннее удивление. — Разве так жарко?
Это очень хорошо, лучше не бывает! В настоящую жару верблюд упадет, а ты спрячешься в песок, чтобы не сгореть на солнце. Сейчас хорошо! Можно весь день гнать верблюдов, а ночью можно спать. В настоящий зной ночью не поспишь — ночью будешь в пути… Не жалуйся, не гневи бога. Обмотай рот платком — губы пересохнут.
— Я впервые иду с караваном, — признался Аспанзат. — Я вижу, что люди привычные не жалуются. — Он обмотал рот платком и, усевшись поудобнее между горбами, старался задремать под мерный перезвон колокольчиков.
Тихо шли верблюды по горячим пескам, медленно двигался караван. И оттого, что так знойно небо, и оттого, что так однообразны песчаные барханы, путь казался нескончаемым. Зато вечером, когда наступала прохлада, люди оживали. Аспанзат всегда с нетерпением ждал часа, когда устраивали привал. За едой начинался нескончаемый разговор о разных путешествиях и приключениях, сопутствующих бывалым купцам.
— Поистине необъятна вселенная! — говорил Тургак. — Сколько стран на свете, сколько народов и племен, сколько языков и наречий!
Больше всего Аспанзат любил слушать спор Тургака с молодым длинноносым купцом.
Как-то зашла речь о благородстве. Тургак горячо доказывал, что настоящий купец, который дорожит своим именем, должен быть столь же честным, сколь и благородным. А молодой купец говорил, что в торговом деле нужна только честность.
Чтобы убедить собеседника, Тургак рассказал случай, который произошел с его другом, богатым бухарским купцом.
— Как-то раз, — начал Тургак, — мой друг заключил сделку с перекупщиком на тысячу динаров. Когда они обо всем договорились, между купцом и перекупщиком получилось разногласие из-за опилка золота. Перекупщик говорил, что купцу следует один золотой динар, а купец требовал золотой динар и еще опилок. Из-за этого опилка они вели спор с утра и до заката. Купец так настойчиво требовал свой опилок, что перекупщику наконец надоел этот спор и он отдал купцу золотой динар с опилком. Как только купец ушел, все, кто это видел, стали порицать его, называя жадным. А мальчишка, подручный перекупщика, невзирая на эти разговоры, побежал за купцом: «Эй, добрый человек, я сирота, дай монетку». Купец протянул ему тот самый динар с опилком. Мальчишка вернулся и не сразу сказал о своей удаче. Тут прикрикнул на него перекупщик:
«О бездельник, ты же видел, что этот человек ради такой мелочи весь день бранился, не постыдился людей, а ты захотел, чтобы он тебе что-нибудь дал».
Мальчик показал хозяину подаренный динар с опилком, и хозяин в изумлении поспешил за купцом, чтобы узнать у него причину такой щедрости.
Купец отвечал:
«Не удивляйся моим делам — я купец, а в купеческом деле, если меня обманут на один дирхем, то это все равно, как если бы меня обманули на полжизни. Но в тот час, когда требуется мое благородство, а я поступаю дурно, это все равно, как если бы я признал, что я нечистого рода. Я богат — было бы недостойно отказать сироте».
— Твой друг поступил глупо, — заметил молодой купец. — Зачем было отдавать мальчишке целый динар с опилком. Ненужная щедрость!
— Бухарский купец прав, — возразил врачеватель. — И ты, юноша, — обратился он к Аспанзату, — будь благороден и всегда три вещи держи закрытыми: глаза, руки и язык — от того, что не следует видеть, не следует делать и не следует говорить. А другие три вещи всегда держи открытыми для врага и для друга: дверь дома, углы скатерти и завязки кошеля… И еще скажу тебе, — продолжал врачеватель, — насколько только можешь — не лги, ибо основа неблагородства — говорить ложь.
— А в твоем деле особенно нужно благородство, — заметил Тургак. — Врачеватель спасает человека от смерти. Он должен почитать больного и всячески выражать свое благорасположение к нему.
— Разве можно вылечить человека, — отозвался врачеватель, — не проявив при этом благородства! Если хочешь исцелить больного, то прежде всего будь приветлив с ним. Когда врачевателя призывают к больному, как бы плохо ему ни было в тот час, врачеватель не должен показать этого больному. Он должен быть весел и остроумен. Развеселив больного, он подкрепит его силы и прибавит ему желания скорее выздороветь. Благородный врачеватель никогда не позволит себе быть невнимательным. Он позаботится, чтобы больной верил в свое выздоровление. Даже безнадежно больной должен верить в свое выздоровление, иначе лечение его бесполезно.