— Ты добрый и щедрый человек, — говорила Каллисфения Клеону. — Я люблю тебя и пойду с тобой на край света.
Охотно принимая все знаки внимания Клеона, Каллисфения с нетерпением ждала прихода скульптора Феофила, который собирался лепить изваяние буддийской богини в храме. Она узнала, что будет натурщицей и Феофил увековечит ее облик в камне. Ей это нравилось. Это напоминало театр.
Феофил не видел ее на сцене греческого театра в Александрии и не знал, что она достаточно талантлива, чтобы сыграть любую роль, какая ей будет предоставлена в театре и в такой же мере в жизни. А Клеон, который видел ее в театре, преклонялся перед ней. И когда приходил к ней, любил расспрашивать, кого она играла и что ей нравится в театре.
Как-то она сказала:
— У Еврипида есть пьеса «Алкеста». В ней дан образ преданной жены, решившейся отдать свою жизнь за жизнь мужа. Я играла Алкесту, эту верную жену. Это моя любимая роль. Я играла себя.
— Я не знаю этой пьесы, расскажи, — попросил Клеон.
И она рассказала:
— В награду за благочестие фессалийского царя Адмета Аполлон добился для него от дев Судьбы Мойр особой милости: когда придет день его смерти, он сможет остаться в живых, если кто-либо из близких ему людей согласится умереть вместо него. Этот день наступил, но никто из близких Адмета не пожелал отдать за него свою жизнь, и только его верная жена Алкеста добровольно идет на смерть ради жизни мужа. Это очень трудная роль. Надо было во всех подробностях представить себе эту беспредельно любящую и преданную жену. Очень трудно было показать прощание с близкими и умирать на глазах у публики. Представь себе, Клеон, мой муж царь Адмет выводит меня из дворца, нежно поддерживая в своих объятиях. Нас сопровождают слуги и служанки, с нами рядом — наши дети, мальчик и девочка. Я обращаюсь к небу, к дневному свету, к бегущим в небе облакам, к кровле дворца и к девичьему ложу своего родного Иолка. Я прощаюсь с жизнью. И вдруг передо мной видение! Перевозчик в царство мертвых Харон торопит меня поскорее отправиться с ним в путь. И я прошу опустить меня на ложе. Я обращаюсь к царю Адмету с последней волей. Я говорю, что считаю его жизнь достойнее своей и потому решила умереть за него. Ведь жизнь мужчины как отца семейства и воина дороже женской жизни. Я готова умереть, а ведь могла бы еще пользоваться дарами молодости и выйти замуж после смерти Адмета. Но я не хочу счастья в разлуке с любимым. И я прошу, чтобы в оплату за мою жертву Адмет не привел новой жены, чтобы не было у детей мачехи. Я сказала свою последнюю волю и умираю. Адмет дает распоряжение о похоронах. Все должны облачиться в траурную одежду. Меня уносят во дворец.
А потом на орхестре появляется Геракл. Он зашел в город Феры по пути во Фракию. Он станет участником счастливой развязки. Геракл видит знаки траура. Но Адмет скрывает от друга правду: не говорит ему, что умерла жена, а говорит, что умерла близкая семье женщина. Он счел нужным солгать, чтобы не изменить обычаю древних эллинов, у которых гостеприимство было священно. Я не стану говорить обо всех подробностях действия. Скажу только, что Гераклу было оказано такое гостеприимство, какого он был достоин, и, когда он узнает от слуг, что умерла жена Адмета, Алкеста, Геракл в благодарность за гостеприимство хочет возвратить Адмету его жену. Он решается отправиться на могилу Алкесты. Он бросается на демона Смерти, сжимает его в своих могучих объятиях, чтобы вернуть Алкесту. И Геракл отбивает Алкесту у демона Смерти. Публика в амфитеатре неистовствовала от удовольствия.
— Как же случилось, Каллисфения, — спрашивал Клеон, — что ты, такая красивая и талантливая, пребываешь в рабстве и не нашла способа избавиться от этого несчастья?
— Все дело в том, что меня купил владелец греческого театра в Александрии, когда я была еще маленькой девочкой и когда никто не знал, на что я буду способна и буду ли я красивой. Я была худой и жалкой. Потом я выросла и стала играть в таких прекрасных пьесах: в драмах и трагедиях. Я имела красивую одежду и была накормлена. Мне было хорошо. Меня не обижали. Правда, я не могла иметь денег для выкупа. Но мне не на что было жаловаться. А когда меня купил Хайран — надо тебе сказать, что это случилось только потому, что владелец театра разорился, от него ушли многие исполнители главных ролей, — тогда мне обещал хорошую жизнь скульптор из греков Феофил. Вот все, что я могу тебе сказать.