Я встал и, низко пригибаясь к земле, побежал. Засвистели пули, но ложиться было нельзя, фашисты пристреляются и подняться уже не дадут. Зигзагами бегу дальше. Что это? Трупы — наших и немцев. Падаю на землю возле них. Больше нет сил. Мины еще рвутся где-то впереди меня, а здесь уже пыль улеглась, и лишь пелена тумана отделяет меня от противника.
У одного из наших погибших бойцов я взял винтовку, распорол финкой его вещмешок, извлек оттуда краюху подмоченного хлеба и, согнувшись, побежал вниз по косогору. Отдышавшись, стал отламывать большие куски хлеба и жадно глотать их.
Подавился. Из маленькой речушки, не обращая внимания на вздувшиеся трупы лошадей, напился воды и побрел оврагом дальше.
Вскоре стали попадаться патронные ящики с надписями на русском языке, пустые спичечные коробки «Гигант», гильзы от «трехлинейки». Я понял, что нахожусь на нейтральной полосе.
Где-то недалеко наши, надо спешить, надо предупредить их: немецкие танки рядом, вот-вот нанесут удар. Но где взять силы? С большим трудом, с частыми остановками я поднялся на крутую западную сторону глубокого оврага и увидел то, что так хотел увидеть, — родные серые шинели и звезды на пилотках.
Радость моя была так велика, что я бросился обнимать первого встретившегося мне бойца, а тот, хотя и опешил немного от неожиданности, но сразу же предложил мне идти в штаб батальона. Там от радости и волнения я долго не мог произнести ни слова — к горлу подкатил тяжелый ком. Затем кое-как взяв себя в руки, стал торопливо объяснять комбату, кто я, откуда, с чем иду. Комбат только усмехнулся. «Не верит», — подумал я. Комбат вызвал конвой и приказал доставить меня в штаб полка, крикнув вдогонку: «Там разберутся!»
Навстречу поднималось багровое солнце, оно еще не грело, только слепило, внизу справа, на заливных лугах реки Вопь, трупы. Много трупов.
— Кто там? — спросил я.
— Немецкие парашютисты, — ответил один из конвоиров.
Неужели такая же судьба постигла моих товарищей? Нет, не может быть. Не должно быть. Вернутся мои товарищи, вернутся непременно.
В штабе полка я по-военному четко доложил:
— Красноармеец Фазлиахметов вышел из немецкого тыла, где выполнял задание Генштаба.
И тут же, попросив карту района Духов-щины, Ярцева, показал на ней, где сосредоточены около двухсот немецких танков, тяжелая артиллерия, пехота, где находятся аэродром, зенитные батареи, не забыл и о селе, в котором имелась мастерская по ремонту танков3.
Я позволил себе вставить такой большой фрагмент воспоминаний Фарида Фазлиахметова практически без сокращений, поскольку здесь описаны действия разведчика, оставшегося в тылу противника в одиночестве, но не сложившего оружия, не отступившего перед трудностями и, несмотря ни на что, сумевшего выполнить задачу. Это пример несгибаемого духа, которым были проникнуты люди, направляемые в тыл противника. Именно высокая духовность советскихраз-ведчиков-диверсантов компенсировала недостаток профессиональной подготовки на начальном этапе войны.
Оперативный диверсионный пункт (ОДП) располагался на развилке Минского шоссе между Кунцево и Одинцово. Его основной задачей была организация разведывательной и диверсионной работы в тылу про-
тивника и развертывание там партизанской борьбы. При помощи комсомольских и партийных организаций Москвы и других городов и областей ОДП организовывал набор добровольцев. Только из Москвы прошли подготовку на пункте 2000 человек. В сентябре Смоленским обкомом ВКП(б) сюда была направлена группа железнодорожников из Орши, Смоленска и Вязьмы во главе с Константином Заслоновым. Штат и состав отряда утверждены 18 сентября постановлением Смоленского обкома ВКП(б).
1 октября 1941 года диверсионный партизанский отряд под командованием К.С. Заслонова перешел линию фронта.
Несмотря на все трудности, возникшие перед первыми разведчи-ками-диверсантами, их деятельность становилась все результативнее. Как правило, те группы и отряды, которым удалось избежать уничтожения в самом начале, при налаженной связи со штабом фронта начинали действовать все увереннее.