(Тамъ же, стр. 22).
Въ Польскую войну, чиновники, состоявшіе въ штатѣ Суворова, проиграли значительную сумму казенныхъ денегъ. Когда Суворовъ о томъ узналъ, то шумѣлъ, бросался изъ угла въ уголъ, кричалъ: караулъ! караулъ! воры! Потомъ одѣлся въ мундиръ, пошелъ на гауптвахту и, отдавая караульному офицеру свою шпагу, сказалъ:
— Суворовъ арестованъ за похищеніе казеннаго интереса.
Потомъ написалъ онъ въ Петербургъ, чтобы все его имѣніе продали и деньги внесли въ казну, потому что онъ виноватъ и долженъ отвѣчать за мальчиковъ, за которыми худо смотрѣлъ. Но Екатерина велѣла тотчасъ все пополнить и написала къ Суворову: «Казна въ сохранности».
(Тамъ же, стр. 46).
Однажды, къ Суворову пріѣхалъ любимецъ императора Павла, бывшій его брадобрѣй графъ Кутайсовъ, только что получившій графское достоинство и званіе шталмейстера. Суворовъ выбѣжалъ навстрѣчу къ нему, кланялся въ поясъ и бѣгалъ по комнатѣ крича:
— Куда мнѣ посадить такого великаго, такого знатнаго человѣка! Прошка! стулъ, другой, третій. — И при помощи Прошки Суворовъ становилъ стулья одинъ на другой, кланяясь и прося садиться выше.
— Туда, туда, батюшка, а ужъ свалишься — не моя вина, — говорилъ Суворовъ.
(Тамъ же, стр. 10).
Въ другой разъ, Кутайсовъ шелъ по корридору Зимняго дворца съ Суворовымъ, который, увидя истопника, остановился и сталъ кланяться ему въ поясъ.
— Что вы дѣлаете, князь, — сказалъ Суворову Кутайсовъ, — это истопникъ.
— Помилуй Богъ, — сказалъ Суворовъ, — ты графъ, а я князь; при милости царской не узнаешь, что этотъ будетъ за вельможа, то надобно его задобрить впередъ.
(Разсказы Е. П. Львовой. «Рус. Стар.». 1880. Т. 28. Стр, 347).
Императрица Елисавета Петровна, получая безпрестанно донесенія о томъ, что побѣги арестантовъ изъ мѣстъ ссылки увеличиваются съ каждымъ годомъ, была очень озабочена этимъ обстоятельствомъ и выразила генералъ-полиціймейстеру А. Д. Татищеву желаніе, чтобы онъ поскорѣе изыскалъ способы къ пресѣченію подобнаго зла.
Черезъ нѣсколько дней, Татищевъ явился къ императрицѣ и доложилъ, что онъ нашелъ средство удерживать арестантовъ отъ побѣговъ и что средство это находится у него въ карманѣ.
— Что же это за средство? — спросила удивленная императрица.
— Вотъ оно! — съ самодовольствіемъ отвѣчалъ Татищевъ, вынимая изъ камзола знаки для клейменія. — Теперь, — прибавилъ онъ, — если преступники и будутъ бѣгать, то ихъ легко ловить.
— Но бываютъ случаи, — возразилъ ему кто-то изъ присутствовавшихъ, — что иногда невинный получаетъ тяжелое наказаніе и потомъ невинность его обнаруживается. Какимъ образомъ вы избавите его тогда отъ поносныхъ знаковъ?
— Очень просто, — отвѣчалъ Татищевъ, улыбаясь, — стоитъ только къ словамъ «вор» прибавить на лицѣ еще двѣ литеры «не».
Не смотря на оригинальность и жестокость средства, придуманнаго Татищевымъ, оно было принято и оставалось, какъ извѣстно, въ неизмѣнномъ употребленіи до восшествія на престолъ императора Александра II.
(Словарь достопамятныхъ людей русской земли. Бантыша-Каменскаго. Спб. 1847. Ч. 3. Стр. 397).
Какой-то родственникъ графа Толстого, извѣстнаго подъ прозвищемъ «американца», человѣкъ очень ограниченный и скучный, все добивался, чтобы онъ познакомилъ его съ поэтомъ Денисомъ Давыдовымъ. Толстой подъ разными предлогами все откладывалъ представленіе. Наконецъ, однажды, послѣ веселаго обѣда, вспомнивъ о назойливыхъ просьбахъ родственника и желая отъ него отдѣлаться, онъ предлагаетъ ему подвести его къ Давыдову.
— Нѣтъ, — отвѣчаетъ тотъ, сегодня неловко; я лишнее выпилъ, у меня немножко въ головѣ…
— Тѣмъ лучше, — говоритъ Толстой, — тутъ-то и представляться Давыдову, — съ этими словами беретъ его за руку и подводитъ къ Давыдову, говоря: представляю тебѣ моего племянника, у котораго немножко въ головѣ.
(Соч. кн. Вяземскаго. Т. 8. Стр. 59. «Изъ старой записной книжки»).
А. И. Тургеневъ былъ довольно разсѣянъ. Однажды, онъ обѣдалъ съ Карамзинымъ у графа Сергѣя Петровича Румянцева. Когда за столомъ Карамзинъ поднесъ къ губамъ рюмку вина, Тургеневъ сказалъ ому вслухъ:
— Не пейте; вино прескверное: это настоящій уксусъ.
Онъ вообразилъ себѣ, что обѣдаетъ у канцлера Румянцева, который за глухотою своею ничего не разслышитъ.