— Извините, дядюшка! Я далъ слово обѣдать; мнѣ пора; боюсь, что опоздаю, а я пѣшкомъ.
— Что же ты мнѣ давно не сказалъ, любезный! — отвѣчалъ Хвостовъ, — у меня готова карета: я тебя подвезу.
Только что они сѣли въ карету, Хвостовъ выглянулъ въ окно и закричалъ кучеру: — «ступай шагомъ!» а самъ поднялъ стекло кареты, вынулъ изъ кармана тетрадь и принялся опять душить чтеніемъ запертаго Кокошкина.
(Изъ жизни русскихъ писателей. Спб. 1882. Стр. 116).
Хомяковъ имѣлъ обширныя свѣдѣнія по всѣмъ отраслямъ человѣческаго знанія, и не было предмета, который былъ бы ему чуждъ. Однажды, онъ былъ приглашенъ на вечеръ къ Свсрбеевымъ для бесѣды съ какимъ-то русскимъ путешественникомъ, возвратившимся съ Алеутскихъ острововъ.
— Ну, другъ Хомяковъ, — сказалъ ему одинъ пріятель, — придется тебѣ нынче же послушать и помолчать.
До начала вечера, дѣйствительно, Хомяковъ долго слушалъ заѣзжаго путешественника, разспрашивалъ его подробно относительно Алеутскихъ острововъ, но подъ конецъ высказалъ ему по этому предмету такія свѣдѣнія и соображенія, что путешественнику почти приходилось обратить оглобли и ѣхать, откуда пріѣхалъ, для окончательнаго ознакомленія съ мѣстами, гдѣ онъ пробылъ уже нѣсколько лѣтъ.
Память у Хомякова была изумительная. Разъ, въ богословскомъ спорѣ съ И. В. Кирѣевскимъ, онъ сослался на одно мѣсто въ рукописи, которую лѣтъ пятнадцать назадъ читалъ въ библіи Троицкой лавры и которая только тамъ и имѣлась. Кирѣевскій усумнился въ вѣрности цитаты и сказалъ Хомякову въ шутку:
— Ты любишь ссылаться на такія сочиненія, по которымъ тебя нельзя провѣрить.
Хомяковъ указалъ почти страницу, 11 или 13, и мѣсто на этой страницѣ (въ серединѣ), гдѣ находится приведенная имъ цитата. По сдѣланной справкѣ, ссылка оказалась совершенно вѣрною.
Какъ-то разъ Хомяковъ увидѣлъ у одного знакомаго на столѣ три-четыре книги, только что купленныя, и выпросилъ ихъ на одну ночь. На слѣдующее утро книги были возвращены и, когда, мѣсяцъ спустя, знакомый ихъ прочелъ самъ и вздумалъ экзаменовать Хомякова, то убѣдился, что послѣдній въ одну ночь не только внимательно прочелъ книги, но и превосходно усвоилъ все въ нихъ заключавшееся.
(Тамъ же, стр. 119).
Однажды, актриса Азаревичева попросила инспектора драматической труппы, отставного полковника А. И. Храповицкаго, ужаснаго чудака и формалиста, — доложить директору, чтобы бенефисъ, назначенный ей на такое-то число, былъ отложенъ на нѣсколько дней. Все дѣло было въ двухъ словахъ; но Храповицкій важно отвѣчалъ ей, что онъ безъ бумаги не можетъ ходатайствовать о ея просьбѣ.
— Ахъ, Александръ Ивановичъ, — сказала Азаревичева, — гдѣ мнѣ писать бумаги? Я не умѣю.
— Ну, все равно; надобно соблюсти форму… Здѣсь же, на репетиціи, вамъ ее напишетъ Семихатовъ (секретарь Храповицкаго изъ молодыхъ актеровъ).
Тутъ Храповицкій кликнулъ его, усадилъ и началъ диктовать:
— Пиши… Его высокоблагородію… коллежскому… совѣтнику… и… кава-ле-ру… господину… инспектору… россійской… драматической… труппы… отъ актрисы… Азаревичевой… — и пошелъ и пошелъ приказнымъ слогомъ излагать ея просьбу къ себѣ самому. Окончивъ диктовку, онъ велѣлъ Азаревичевой подписать; отдалъ просьбу ей; потомъ, по формѣ, велѣлъ подать себѣ, что Азаревичева и исполнила, едва удерживаясь отъ смѣху… Храповицкій, очень серьезно, вслухъ, прочелъ свое диктованіе и отвѣчалъ:
— Знаете ли что? Его сіятельство никакъ не согласится на вашу просьбу и я никакъ не могу напрасно его безпокоить. Совѣтую вамъ лично его попросить, — это другое дѣло!
И тутъ же разорвалъ только что поданную ему бумагу. Азаревичева глаза вытаращила:
— Что же за комедія? Вы бы мнѣ сначала такъ и сказали; а то зачѣмъ же заставили меня подписывать бумагу?
— Сначала я не сообразилъ! — глубокомысленно отвѣчалъ онъ, — а вы, сударыня — дѣвица, и потому не понимаете формы.
(Записки П. А. Каратыгина. Спб. 1880. Стр. 192).
Въ 1840 годахъ, въ Италіи происходили событія, въ которыхъ главную роль игралъ папа Пій IX. Всѣ тогдашнія газеты наполнялись исключительно извѣстіями о дѣйствіяхъ папы; онъ служилъ темой и для разговоровъ въ высшемъ обществѣ, причемъ его обыкновенно называли Пій-нёфъ. На вечерѣ у Д. Г. Бибикова, присутствовавшіе сообщали другъ другу послѣднія новости, полученныя изъ Италіи, и безпрестанно упоминали о Піѣ-нёфъ. Находившійся въ числѣ гостей, извѣстный фронтовикъ, командиръ четвертаго пѣхотнаго корпуса, генералъ Чаадаевъ, вслушавшись въ разговоръ, сказалъ съ азартомъ: