— Я его люблю, — просто ответила девушка.
Лицо Джованни стало серьезным.
— Марко — славный парень, что и говорить! Если б ты вышла за него замуж, наверно, была бы счастлива. В одном я не уверен: любит ли он тебя?
— Не знаю.
— У вас не было разговора?
— Нет. Я знаю одно, что я его люблю и готова отдать жизнь за него, — побледневшими губами шептала Бригитта.
— Даже если он тебя не любит?
— Ах, все равно, все равно! Послушай, Джованни, я не могу больше говорить… Сил нет!
Она закрыла лицо руками и заплакала.
— Бедная ты! Ну какая же ты хорошая! — проговорил тронутый ее горем Джованни, подойдя и обнимая сестру.
VII. Хитрость за хитрость
Косы лучи клонящегося к закату солнца проникли в комнату и осветили белые чисто вымытые столы и скамьи, кинули светлые отражения на стены из серого камня, с прибитыми вдоль них полками, уставленными незатейливой утварью, на выточенное из дерева изображение Пресвятой Девы. Уютной и мирной кажется эта комнатка, трудовой и скромной жизни служит она приютом. На самом деле не то.
Далеко не мирно на душе у двух женщин, которые сидят здесь за работой. Разнообразных страстей полны их сердца, и возмущенный дух заставляет угрюмо сдвигаться их брови и чертить морщины на лбу.
Вяло работает Бригитта, больше делает вид, что занята трудом. Не до работы ей, не таковы думы в голове, чтобы работе спориться. Прошло уже немало времени с того дня, как Джованни открыл цель таинственных отлучек матери, а тайна совещаний Марго с Каттини оставалась неразгаданной, и Бригитта напрасно пускалась на всякие хитрости, чтобы вызвать мать на откровенность. А между тем сознание говорило ей, что, чем больше проходит времени, тем больше усиливается таинственная опасность, грозящая Марку. Девушка страдала. Ее душа была постоянно полна страха и беспокойства. Она побледнела и осунулась, как будто перенесла тяжкую болезнь. Теперь, сидя за работой, она посматривает на мать. У матери сегодня какое-то зловещее лицо, а в глазах, когда она смотрит на дочь, выражается что-то похожее на злорадство. У Бригитты зреет план. Собственно говоря, план этот зародился давно, только не нравился он ей тем, что слишком много в нем было обмана и лжи. Она берегла его, как крайнее средство. Если нет иного способа, надо прибегнуть к нему. Грех? Правда, но разве ради спасения Марка не сладко принять и грех на душу? За грехи, говорят, ждут адские муки… Бог милосерд. Он простит ту, кто умеет «много» любить.
Марго отбросила работу и, прищурясь, посмотрела сквозь окно на солнце.
— Пора! — тихо сказала она и направилась к двери, открыла ее и крикнула: — Маттео!
— А? — отозвался сосед.
— Пора бы нам в путь.
— Что ж, сборы недолги. За мной дело не станет — вспрыгнуть в гондолу да и все тут.
— Так я сейчас, — ответила Марго и начала собираться к пути.
Сердце Бригитты часто забилось. Красные пятна от волнения выступили на щеках.
«Надо решиться, потом, может быть, будет поздно!» — шептал ей внутренний голос, но она колебалась.
Уже ее мать оделась, направилась к двери, когда наконец Бригитта собралась с духом.
— Матушка!
— Ну? — повернулась немного в сторону Бригитты мать, стоя у порога.
— Куда ты едешь?
Марго взялась за ручку двери.
— По делу.
— Отчего ты не подождешь Джованни? Он бы тебя отвез, стоит ли брать лодку у Маттео? Он такой ворчун, после будет толковать.
— Пустяки, не все ли равно, кто меня свезет. Да и Бог знает когда приедет Джованни.
— А время не терпит?
— Не терпит. Ну, прощай! Не забудь припереть за мной дверь!
— Матушка! Постой! Мне нужно с тобой поговорить, — дрожащим голосом, вся пылая, проговорила Бригитта.
— После, когда вернусь.
— Нет, матушка, у меня время не терпит.
— Ну, говори скорей! — нетерпеливо промолвила толстуха.
Бригитта медленно подошла к ней и вдруг упала на колени.
— Матушка! дорогая! Прости, прости меня!
Марго от неожиданности даже растерялась.
— Бригитта! Встань! Боже мой, я — не Мадонна, чтобы падать передо мной на колени.
— Нет, нет, не встану! Скажи, что прощаешь. Я была злая, непокорная, теперь я стану иной… Прости, прости меня!
Бригитта обнимала, ноги матери. Лицо ее было в слезах. Марго растрогалась и, вытирая слезы, невнятно бормотала:
— Ну-ну, прощаю. Встань, встань!..