Начавшаяся при Алексее Михайловиче частичная перестройка и государственных учреждений, и общественных обычаев безостановочно подвигалась вперед. Этого движения уже не могли остановить личные вкусы отдельных деятелей. Преемник Алексея, царь Федор Алексеевич[83], слабый и болезненный, не был в состоянии поддерживать личным содействием горячей преобразовательной работы, а между тем его кратковременное царствование полно важных преобразований, подготовлявших будущие реформы Петра. Преобразования напрашивались сами собой, неизбежно вытекали из назревших жизненных потребностей. Как неотразимо сильна была власть обстоятельств, толкавших Русь на новую, неизведанную дорогу, особенно ярко видно на примере одного из самых крупных преобразований в царствование Федора Алексеевича. В 1681 году созвано было совещание служилых людей под председательством известного уже нам кн. В. Голицына для того, чтобы обдумать возможные меры «как прежнее воинское устроение переменить на лучшее, чтобы иметь против неприятелей пристойную осторожность и охранение». Начали обсуждать предложенный вопрос и — чем же кончили? Кончили знаменитым решением истребить, уничтожить «богоненавистное, братоненавистное, любовь отгоняющее местничество», как главное зло, сеющее рознь и вражду в ратных рядах и отнимающее у русских войск счастье победы. Созывая совещание, правительство и не думало проводить такой важной меры. Предполагали просто-напросто улучшить технику военного строя. Но лишь только открылись совещания, возбужденный вопрос тотчас же принял более широкую постановку, и в результате как бы само собой рухнуло одно из самых характерных, старинных учреждений древнерусской жизни. В передних дворцовых сенях наложили целую гору старых «разрядных книг», в которых были записаны местнические дела, и громадный костер быстро пожрал эти любопытнейшие памятники древнерусского быта.
В это-то знаменательное время, когда лучшие люди переживали неотразимые порывы к новому знанию, к животворному обновлению старого быта, подрастал будущий Преобразователь. Мы только что видели, что преобразования, в сущности, начались еще задолго до выступления Петра на сцену истории. Петру предстояло лишь дать новый могучий толчок пробуждавшимся в обществе запросам. К началу 90-х годов XVII века семнадцатилетний Петр, покинув забавы детства, быстро расчистил себе путь к власти. Препятствия, вставшие перед Петром, были свержены в два-три удара. Правда, Петр не остановился при этом перед жестокостями и насилиями. К 1689 году главные враги были устранены: властная соперница Петра, его сестра Софья, сидела под замком в монастырской келье[84], ее ближайшие пособники Голицыны томились в ссылке, Шакловитый был казнен[85]. Петр взял в свои руки бразды правления. Теперь открывался широкий простор развитию преобразовательных начинаний. Молодой царь горел нетерпением, жаждой знания и работы. Отец Петра, Алексей Михайлович, все время осторожно балансировал между старыми заветами и заманчивыми новшествами; вешал у себя во дворце заморскую новинку, но не прочь был прикрыть ее тафтой от нескромного взгляда. Петр круто и смело повернул на новый путь, вложил в преобразовательную работу все силы своей властолюбивой, страстной, не терпящей противоречий натуры. В 1697 году царь уехал за границу, а через два года, по его возвращении, Москву облетела молва, передававшаяся из уст в уста с волнением, негодованием и ужасом: на первом же приеме после заграничной поездки царь изрезал ножницами пушистые боярские бороды. Борода была символом патриархальной старины. Этой старине теперь объявлялась с высоты трона открытая, беспощадная борьба. Как взволновалось общество! Какие гневные споры поднялись повсюду: и в боярских хоромах, и на торговой площади, и на какой-нибудь грязной портомойне!
В это горячее время среди общего возбуждения в одной богатой, родовитой московской семье — Салтыковых[86] — подрастал мальчик, которому судьба назначила в будущем сыграть громкую роль в борьбе сторонников старого и нового направления. Звали его Артемий Волынский[87]. Нам известно очень немногое о детской жизни героя нашего очерка. Отец его, Петр Артемьевич, служилый человек средней руки, подобно всем людям своего звания, проводил всю жизнь в постоянных служебных посылках и переездах. Походное существование не благоприятствовало правильному воспитанию ребенка, а семейная обстановка еще более отягчала положение маленького Артемия. Петр Артемьевич был женат дважды, и вторая жена его оказалась для Артемия сварливой и капризной мачехой. Волынский впоследствии отзывался о ней, как о женщине «непотребного состояния». Все эти обстоятельства заставили отца Волынского подумать о том, как бы пристроить сына где-нибудь на стороне, и Артемий рано был оторван от родительского крова. Искать покровительства сильных и богатых родственников было распространенным обычаем того времени, в каждом знатном доме ютилась тогда масса «домочадцев», приживальщиков, составлявших как бы свиту видного, родовитого боярина. Артемий был отдан в дом дальних родственников Петра Артемьевича — Салтыковых. Так, с самых ранних лет жизни судьба бросила Волынского в такую среду, где скрещивались два противоположных направления века: дом Салтыковых хранил еще чванливый боярский склад жизни XVII столетия, но все же новые преобразовательные веяния коснулись и этого старинного боярского гнезда. Недаром сам глава дома Семен Андреевич Салтыков[88] ездил по приказу Петра в Голландию для обучения морскому делу. И кто знает, не послужили ли вынесенные из дома Салтыковых далекие впечатления детства главной основой будущего миросозерцания Волынского? Не им ли обязан Волынский своим стремлением к здравой, разумной середине между крайностями подражания западным новинкам и слепой любви к бородатой старине? Как увидим, Волынский не чуждался западной науки, западной культуры, напротив, пытливо стремился проникнуть в ее тайны; но он умел мирить в своем сознании высокую оценку преимуществ Запада с чувством уважения к тем национальным преданиям, которые он считал разумными и плодотворными.
С достижением 15-летнего возраста началась служебная карьера Волынского. В 1704 г. его записали солдатом в драгунский полк, а через семь лет мы уже находим его в настоящем вихре всевозможных ответственных поручений. Начиналось горячее время. Вернувшись из заграничной поездки и приступив к внутренним преобразованиям, Петр не мирился с последовательной, постепенной разработкой отдельных вопросов. Поспешно, лихорадочно хватался он сразу за все, что подворачивалось под руку. Правда, сами обстоятельства слагались так, что не оставляли возможности для мирной работы. Грозные тучи заволокли политический горизонт. Тянулась великая Северная война. Внутренние преобразования приходилось проводить впопыхах, под постоянной опасностью неприятельского вторжения. Между тем дела было много, людей было мало. А Петр не хотел упустить из виду ни одного вопроса, ни одного начинания, которое сулило в будущем добрые плоды. Закипела напряженная деятельность. Как из рога изобилия, сыпятся всевозможные царские указы, иногда в двух-трех строчках ребром ставящие важнейшие государственные вопросы. Царь неудержимо носится по всему государству, вечно скачет то туда, то сюда, не брезгует никакой работой, все сам осматривает и направляет, всех торопит, ободряет, бранит, быстро чередуя царскую ласку с внезапным угощением знаменитой дубинкой. Случайные встречи добавляют ему ближайших сотрудников. Правильно и равномерно распределяет работу между отдельными лицами сообразно их личным наклонностям — нет времени, да и людей для того не хватает. Быстро заметив на ходу, между делом, способного человека, царь тотчас втягивает его в водоворот своей рабочей горячки. «Птенцы Петра» должны были трудиться по его образу и подобию. Каждый из них ежеминутно должен был быть готов к самым неожиданным поручениям. Кто отважнее бросался на какую угодно работу, тот ближе был сердцу царя. Волынскому не пришлось встать в первые ряды царских сотрудников. Но все петровское царствование он прожил жизнью настоящего петровского птенца: в краткое время изведал неожиданнейшие повороты судьбы, быстрыми перелетами исколесил Россию от Петербурга до дальней Персии, испытал царскую милость и в заключение не избегнул-таки и собственноручной царской «науки».
84
Софья Алексеевна (1658–1704) — царевна, правительница России с 1682 г. В 1689 г. пострижена в монахини под именем Сусанны.
85
Шакловитый (Щегловитый) Федор Леонтьевич (?— 1689) — окольничий, фаворит царевны Софьи Алексеевны. С 1673 г. — подьячий Тайного приказа. С 1682 г. — глава Стрелецкого приказа. Казнен по обвинению в заговоре против Петра I.
86
Салтыковы — княжеский и графский род. Родоначальник — Михаил Прушанин или Прашанич (по словам летописи «муж честен из Прусс» (XIII век).
88
Салтыков Семен Андреевич (1672–1742) — граф, сенатор, генерал-аншеф, «главнокомандующий Москвы».