В начале 1711 г. Волынский выехал из Петербурга в Киев со скромным поручением от Меншикова передать киевскому губернатору князю Д. М. Голицыну указ о переменах в обмундировании некоторой части войск. На юге Волынского ждали важные события. То был год несчастного Прутского[89] похода, повергшего в страшную опасность и самого Петра, и Россию. Во время мирных переговоров с Турцией на долю Волынского выпадает тревожная обязанность курьера. Крадучись, хоронясь от шведских разъездов, переезжает Волынский взад и вперед турецкую границу, перевозя из русской военной квартиры в турецкий обоз письма и крупные денежные суммы. То была первая ответственная служба, и Волынский сумел обратить на себя внимание ее удачным выполнением. Волынского заметили, и с этих пор его служебная карьера быстро идет в гору. Опасности и почести растут друг за другом. Как испытанный, надежный курьер, Волынский съездил затем уже к самому царю в Карлсбад, где тогда лечился Петр, для словесного доклада о ходе переговоров. Из Карлсбада через Киев Волынский отправляется в Константинополь, и скоро мы застаем его там узником Семибашенного замка. Турция не признавала неприкосновенности иноземных послов, и не один русский дипломат изведал прелесть уединения в турецкой тюрьме. Пришлось и Волынскому включить этот опыт в разнообразный репертуар своих приключений. Он протомился в турецкой неволе до окончательного заключения мира России с Турцией в 1713 году. Зато теперь ему выпало на долю доставить царю мирный трактат. Дипломатическая служба в Турции создала Волынскому репутацию человека, опытного в обращении с восточными министрами, и Петр не преминул использовать эту способность нового слуги. За радостную весть о мире Волынский получил от царя чин подполковника, а вскоре вслед затем и новое важное дипломатическое поручение в Персию. На этот раз Волынский выезжал из Петербурга при другой обстановке, не скромным курьером, а полномочным послом от русского императора к одному из могущественнейших государей азиатского востока. Громадная свита сопровождала Волынского: несколько ученых иностранцев — француз, немец и англичанин в качестве секретарей посольства, священник, множество офицеров, чиновников и служителей. В Москве к посольству примкнули пять «молодых робят» латинской школы, которых взяли в Персию для изучения языков турецкого, арабского и персидского. Посольство направилось к Казани, чтобы спуститься потом к Каспийскому морю вниз по Волге.
4 июня 1716 г. восемь гребных судов отвалило от казанской пристани с посольством Волынского в сопровождении солдат Казанского полка. В Самаре переменили гребцов и через месяц с небольшим — 13 июля прибыли в Астрахань. Оттуда началось долгое плавание по Каспийскому морю. Лишь в конце августа три больших парусных судна, вооруженные пушками, доставили Волынского и его свиту к персидскому берегу. Здесь предстояла новая пересадка. Впереди оставалась самая продолжительная и тяжелая часть путешествия. Длинный караван лошадей, верблюдов, мулов медленно понес путников в глубь Персии. Около полугода длилось это странствование от Каспийского побережья до столицы шаха — Испагани. Не всем удалось добраться до окончательной цели. Зимние стужи, невыносимые летние жары, болезни, порождаемые непривычным климатом, унесли в могилу многих спутников Волынского.
Каких только превращений не доводилось испытать на своем веку государственному деятелю петровской школы! Скромный курьер превращался в ответственного дипломата, а дипломат неожиданно попадал в положение исследователя малоизвестных внеевропейских стран. Действительно, дипломатическая поездка Волынского явилась настоящей географической экспедицией. Волынский хорошо воспользовался обильным досугом во время медленного движения каравана и продолжительных остановок в важнейших городах, лежавших на пути. Ничто не ускользало от его пристального наблюдения. Результаты наблюдений заносились в походный журнал, который должен был послужить материалом для составления обстоятельных донесений государю. Подробное изучение Персии в торговом и политическом отношениях и составляло, в сущности, главную цель посольства Волынского. В инструкции, которую он получил от царя перед отправлением из Петербурга, на первом плане стояло требование — рассмотреть неприметно для персиян географическое положение Персии применительно к торговым выгодам, расположение ее внутренних водных путей, определить численность армянских христиан, живущих в Персии, и стараться расположить их в пользу России, наконец, выяснить характер политических отношений Персии и Турции. Во всех этих предписаниях ясно сквозила конечная, отдаленная цель, рисовавшаяся царю: Персия интересовала Петра как возможный в будущем опорный пункт торгового и политического влияния России на азиатском востоке. Неторопливо подвигаясь в глубь персидских провинций, Волынский заводил связи с местным населением и все накапливал запас наблюдений по заданной Петром программе.
Так, медлительность пути не только не вредила успеху его служебного поручения, но напротив, как раз входила в его планы. Наконец, перед путешественниками открылись стены Испагани, столицы шаха. 14 марта 1717 г. посольство торжественно въехало в Испагань, с трудом прокладывая себе путь среди густой толпы любопытствующего народа. Принимая послов, шах старался ослепить их сказочной роскошью своего двора. Но внешний блеск не обманул наблюдательного Волынского. Он вывез из Персии крайне неблагоприятные для персидского могущества впечатления. «Бог ведет к падению сию корону», — таково было его общее заключение. В управлении царит хаос, шах служит слепой игрушкой в руках приближенных, ежеминутно готовы вспыхнуть внутренние смуты. Все это, по мнению Волынского, открывает заманчивые перспективы для русского влияния на востоке и начнись война с Персией, можно было бы — мечтает он — «великую ее часть к России присовокупить без труда». Переговоры Волынского с персидским правительством увенчались блистательным успехом: с Персией был заключен договор, по которому русские купцы получали право свободной торговли во всех персидских провинциях. Первого сентября 1717 г. Волынский двинулся в обратный путь и через десять месяцев достиг Астрахани. Здесь он остановился на продолжительное время для составления доклада царю о положении Астраханского края. Этому докладу суждено было сыграть, как увидим, немаловажную роль в дальнейшей судьбе Волынского. Ровно через год после выезда из Испагани в начале сентября 1718 г. Волынский покинул Астрахань, до Саратова дотянулся по Волге бечевником, в Саратове пересел в сани и стрелой помчался в Петербург, куда и прискакал 30 декабря 1718 года, по пути жестоко избив палками и истоптав ногами коменданта города Петровска за поставку недостаточного количества подвод. До последней черты остался верен птенец Петра Великого заветам своего учителя…
С жадным вниманием выслушал Петр донесения Волынского. Аудиенция имела важные результаты как для русской политики на восточной окраине империи, так и для самого Волынского. Каспийское море привлекло к себе внимание царя, как торговая дорога в Персию и еще более далекую Индию; из Петербурга были посланы офицеры для изучения и описания моря; а Волынский, награжденный чином генерал-адъютанта, был назначен губернатором вновь образованной Астраханской губернии.
II
ВОЕВОДЫ И ГУБЕРНАТОРЫ
До Петра I в Московском государстве самым крупным делением являлся уезд, т. е. город с приписанным к нему округом. Пространство уездов было крайне неравномерно: наряду с уездами обширными встречались совсем маленькие. Главным правителем каждого уезда был воевода, служилый человек, присланный из Москвы. Власть воеводы была широка и неопределенна. Правда, при отправлении на должность воевода получал так называемый «наказ», т. е. инструкцию; но в «наказах» обозначались лишь главнейшие предметы управления, ни объем, ни пределы воеводской власти не были в них точно определены. Правда, воевода должен был давать отчет о своей Деятельности, но гораздо больше на бумаге, чем наделе. Впрочем, даже и эта бумажная отчетность не отличалась правильностью. Обыкновенно действия воеводы проверялись лишь при сдаче им места своему преемнику. Эта проверка не обеспечивала населения от воеводских притеснений. Любопытна следующая подробность, рисующая нам характер тогдашнего управления. При вступлении в должность каждый воевода должен был держать речь собравшемуся населению. В текст этой речи, раз навсегда утвержденный правительством, было включено, между прочим, уверение, что новый воевода не позволит себе тех насилий и обид, какие совершались его предшественником. Так, не будучи в силах придумать надежного средства для обуздания воеводского своеволия, правительство откровенно признало всех своих воевод корыстными притеснителями народа и вдобавок поручило самим же воеводам провозглашать в своих речах эту официальную истину. Этого мало. Не думая уже об искоренении ц предупреждении воеводских злоупотреблений, правительство стремилось лишь к тому, чтобы по возможности сократить незаконные воеводские поборы. В Верхотурье, на границе с Сибирью, была учреждена особая таможня для осмотра воевод, возвращавшихся с должности из сибирских городов. Для того, чтобы воевода не мог проскользнуть мимо этой таможни, ко времени его проезда по всей окрестности ставилась специальная стража. На правительственного чиновника устраивали настоящую облаву из таких же чиновников! И действительно, после таможенного осмотра воеводы продолжали свой путь с весьма облегченной кладью. Таможенный «глава» имел у себя расписание тех законных «окладных» прибылей, которые могли получать сибирские воеводы со своих должностей. Все, что оказывалось при осмотре сверх положенного расписания, подлежало отобранию. Столь чрезвычайные меры лучше всего указывают на полное отсутствие правильного, постоянного и целесообразного контроля за воеводским управлением. Вооруженный внушительною властью, свободный от надзора свыше, воевода чувствовал себя полновластным хозяином на своем воеводстве. Лучшую характеристику этого хозяйничанья можно найти в тех слезных челобитных, с которыми население обращалось к московским властям, когда переполнялась чаша долговременного терпения. «Ныне он, воевода, примешивается к нам, сиротам твоим, беспрестанно для своей корысти, бездельно, всячески хотя нас разорить и разогнать и домишки наши запустошить и убийством своим многих нас хотя в конец погубить…», — так вопияли в своих челобитьях жертвы воеводского произвола.
89
Прутский поход — поход в мае-июне 1711 г. русской армии под командованием Петра I в союзе с молдавским господарем Дмитрием Кантемиром в Молдавию. Армия Петра была окружена превосходящими силами турок юго-восточнее Ясс. В результате похода был заключен 12.07.1711 г. Прутский мир, по которому Россия возвращала Турции Азов, должна была срыть крепость в Таганроге. Мир с Турцией 1713 г. завершил русско-турецкую войну 1710–1713 гг. и закрепил результаты Прутского мира 1711 г.