Что же представлял собой этот «провинившийся» в глазах императрицы отпрыск знатного княжеского рода, которому с 3 марта 1917 г. предстояло занять кресло главы первого буржуазного правительства в России?
Как и многие исторические деятели, стоявшие «по ту сторону баррикад», Г. Е. Львов не был удостоен в советской историографии специального биографического очерка. Архива князей Львовых в России не сохранилось. Тем не менее у вас есть сведения о жизни и политической деятельности Г. Е. Львова, собранные его секретарем Т. И. Полнером» который опубликовал в 20-е годы за рубежом книгу о Львове, ставшую ныне библиографической редкостью{409}. Конечно, некоторые ее страницы тенденциозны, что вполне объяснимо: Т. И. Полнер, как и Г. Е. Львов, скитался после революции 1917 г. вдали от родины и сполна вкусил горького эмигрантского хлеба. Но в этой книге содержатся свидетельства людей, близко знавших Г. Е. Львова, а также выдержки из документов, связанных с его биографией. Поэтому мы будем достаточно часто обращаться к вей в настоящем очерке. и родился Г. Е. Львов. Его мать, урожденная мелкопоместная дворянка В. А. Мосолова, в юности воспитывалась в семье Раевских, в доме которых бывали многие общественные деятели и писатели, в том числе II. В. Гоголь и С. Т. Аксаков. В. А. Мосолова унаследовала от Раевских прекрасное имение Поповка с усадьбой в Алексинском уезде Тульской губернии. Здесь и обосновались Львовы после возвращения из Дрездена.
Детей в семье Львовых воспитывал отец, слывший среди чиновников Палаты государственных имуществ в Туле, где он занимал место управляющего, либералом и «вольнодумцем». Их учили уважать людей независимо от их места в социальной иерархии общества. Вместе с крестьянскими ребятишками они катались с гор, веселились у новогодней елки, ходили в лес за ягодами и грибами. Вблизи Поповки пролегал тракт, по которому гнали в Сибирь каторжан, и эта картина навсегда осталась в памяти Г. Е. Львова как одно из наиболее сильных детских воспоминаний. Позднее, в годы учения в Поливановской гимназии в Москве, Г. Львов сблизился с сыном генерала Олсуфьева, в доме которого царили идеи либерализма и даже культ французской революции 1789 г. Юноша увлекается сочинениями славянофилов, особенно А. С. Хомякова, а также западников — В. Г. Белинского и П. Я. Чаадаева, их идеями гражданственности, равноправия людей, прогресса страны. Он был убежден, что залог будущего России состоит в единении передовых слоев общества с простым народом, что русское государство — это «союз народа с властью, земли с государством», а корни этого союза — «в общине, где все равны». Главой большой «государственной общины» юный Г. Львов считал царя{410}.
Окончание Георгием гимназии совпало с продажей большей части имений Львовых, причем и после этого оставался еще долг в 80 тыс. руб. Последней была заложена Поповка, которую удалось сохранить лишь благодаря предприимчивости старшего брата. Г. Е. Львов взялся помогать ему в приведении в порядок оставшихся земель и восстановлении пошатнувшегося финансового положения семьи. Он посвятил себя чтению сельскохозяйственной литературы, не гнушаясь и «мужицким трудом» в поле и на фермах. В 90-е годы Львов становится типичным либеральным помещиком. За счет расширения площадей, занятых плодово-ягодными культурами, он поднимает продуктивность сельского хозяйства в Поповке и организует торговлю фруктами и ягодами в Москве. Поместье окружал теперь огромный яблоневый сад с питомником, причем большая часть молодых саженцев тоже шла на рынок. В Поповке были построены небольшие предприятия по изготовлению яблочной пастилы и лесопильные мастерские, где делали ящики для упаковки товаров. У рачительного хозяина не пропадали даже стружки и опилки: специальные машины спрессовывали их, и они также шли на продажу. Через несколько лет Г. Е. Львов отдал распоряжение скупать в Подмосковье железный и чугунный лом, который перепродавался затем с большой выгодой металлообрабатывающим предприятиям в Москве. Изменился и облик Поповки. Львов добился в Петербурге субсидий на постройку школы для крестьянских детей, подвел в имение питьевую воду, которой пользовалось все местное население. Были открыты также лавка и чайная для крестьян.
После окончания университета и получения в 1886 г. диплома юриста Г. Е. Львов занял место непременного члена Епифанского по крестьянским делам присутствия. Он оказался «человеком на своем месте»: умел говорить с крестьянами, легко и просто разбирался в их претензиях на сходах. Не стремясь найти корни социальных конфликтов, он пытался, как мог, предотвратить их и добивался, чтобы стороны пошли на мировую. Это миролюбие как одна из главных черт характера Львова сохранялось у него всю жизнь, раздражая позже А. И. Гучкова и П. Н. Милюкова в период премьерства Г. Е. Львова во Временном правительстве.
В 1889 г. крестьянские присутствия и должности «непременных в них членов» были ликвидированы, а управленческие функции в земствах переданы участковым земским начальникам. Либеральные народники осуждали эти контрреформы и призывали отказываться от занятия должностей земских начальников. Однако князь Львов был далек от народнических иллюзий и полагал, что за свободу и процветание общества можно бороться, находясь на любой земской должности.
К 90-м годам XIX в. окончательно сформировались и политические взгляды Львова, хотя слова «политика» он не любил и долгое время всячески отрицал саму возможность своей причастности к политической борьбе. Взгляды Львова в то время кто-то из близких к нему людей назвал «прогрессивным монархическим народничеством»{411}, поскольку последним в конце XIX в. часто называли течение общественно-политической мысли, признающее самобытность русской культуры и наличие специфических особенностей национального духовного склада и быта народа{412}, которые Львов глубоко чтил.
Подобно тому как Николай Ростов в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» боготворил царя-либерала Александра I, князь Львов с восторгом относился к Александру II, подписавшему манифест 19 февраля 1861 г. Решительно осуждая реакционный поворот во внутренней политике, совершенный его сыном Александром III, Г. Е. Львов мечтал о создании при монархе совещательного учреждения по типу Государственного совета, в котором «выборные от народа» были бы независимы от царских чиновников. Путь же, избранный вдохновителем крайней реакции и ближайшим советником Александра III К. П. Победоносцевым, был, по мнению Львова, чреват «роковыми последствиями», т. е. народным бунтом.
Главным тормозом прогресса российского общества Львов считал облепившую трон царскую бюрократию. Он передавал рассказы крестьян, страдавших от царских чиновников: «Пойдешь к нему (т. е. чиновнику. — И. П.) за делом каким, которое от него зависит, — не принимает… Отому свечку, тому овечку, ну достукаешься, а дело твое все равно не правое. У нас вся Россия бумагами связана и концов не найдешь». Львов говорил, что вопреки бюрократам жизнь в России «вытекает» совсем не из велений начальства, а из «своих собственных самородных родников»{413}, способных дать силу тому полноводному течению, которое поможет стране пробиться на путь прогресса, близкое знакомство с трудом и бытом русского крестьянина позволяло Львову увидеть в нем «талантливость, ловкость, здравый смысл, не лишенный хитрости и лукавства, трудолюбие и многие другие замечательные черты»{414}.