Следуя этой логике, Львов мог быть причастен и к такой масонской организации, как «Великий Восток народов России», связанный, как и многие другие ложи, с масонскими организациями Франции. Принципы, на которых зиждилось масонство — гуманизм и терпимость — вполне соответствовали общественной и политической позиции Г. Е. Львова. В ложах, например, терпимо относились к политическим противникам, и любые прения протекали здесь в форме дружеских бесед. Взглядам Львова соответствовало также стремление масонов мирными средствами «бороться за освобождение России и укрепление этого освобождения». Его вполне мог привлечь и тот пункт устава «Великого Востока народов России», где говорилось о стремлении к духовному совершенствованию человека и защите его гражданских прав при сохранении свободы политических действий.
В то же время ввиду довольно глубоких монархических симпатий Г. Е. Львова для него абсолютно неприемлемой была бы, как нам представляется, та цель Верховного совета масонских организаций в России, на которую указывает В. И. Старцев, а именно «объединение оппозиционных царизму сил (независимо от партийных разногласий) для свержения (выделено мною. — И. П.) самодержавия и провозглашения в России демократической республики».
Хотелось бы привести здесь и мнение такого известного советского историка, как А. Я. Аврех, который в последние годы много занимался проблемой русского масонства. Он считает, что Г. Е. Львов не был и не мог быть масоном, ибо в воспоминаниях близко знавшего его Т. И. Полнера князь предстает глубоко религиозным человеком, всерьез думавшим об удалении — во имя спасения души — в Оптину пустынь. По мнению А. Я. Авреха, Г. Е. Львов «был по своим глубоким чувствам и настроениями антизападником, так сказать мистически-русским. Масонство же было явлением чисто западным, и уже этого одного было бы достаточно, чтобы для Львова масонство стало абсолютно неприемлемым»{439}.
Ма это можно, однако, возразить, что не следует преувеличивать религиозность Львова. Достаточно сказать, что даже его поездки в Оптину пустынь в критические моменты жизни не мешали ему затем довольно быстро возвращаться к бурной гражданской деятельности. Поэтому вряд ли можно считать религиозность князя каким-то непреодолимым препятствием для его вступления в масонскую организацию. В то же время в пользу версии А. Я. Авреха говорит тот факт, что в опубликованных недавно документах о деятельности масонских лож в дореволюционной России имя Г. Е. Львова даже не упоминается{440}.
Таким образом, вопрос о принадлежности Львова к масонам остается пока открытым. К тому же решающей роли в его биографии это обстоятельство, как нам представляется, не сыграло. И свою политическую силу Львов черпал не в масонских ложах, а в том широком, либерально-буржуазном по своей сущности общественном движении, которое вновь оживилось в годы первой мировой войны.
Вступление России в войну в июле 1914 г. заставило Николая II и правительство изменить отношение к заметно оживившемуся земскому движению. Когда Московская губернская управа призвала все земства России «к дружной работе в пользу армии», это обращение было принято. Объединение земцев началось с создания в Москве 30 июля 1914 г. Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам (ВЗС), куда ряд земских организаций вскоре передали 600 тыс. руб. Николай II благосклонно признал эту всероссийскую организацию как объединение, «преследующее такие же цели, как общество Красного Креста», а циркуляр министерства внутренних дел предписал губернаторам содействовать деятельности местных комитетов ВЗС. Главой ВЗС был избран Г. Е. Львов.
Когда два с половиной года спустя он возглавил буржуазное правительство в России, лидер кадетской партии И. Н. Милюков признал, что Львов «непререкаемо въехал на пьедестал премьера»{441}. Основанием для этого замечания было признание заслуг Львова на посту председателя ВЗС. С самого начала войны ВЗС совместно с другой организацией либеральных помещиков и буржуазии — Всероссийским союзом городов (ВСГ) сосредоточили в своих руках большие средства и развернули широкомасштабную работу. По всей стране создавались губернские, областные, уездные и фронтовые комитеты Земского и Городского союзов. Они занимались оборудованием госпиталей, санитарных поездов, заготовкой медикаментов, обучением медперсонала, а затем стали выполнять также заказы интендантства на поставку одежды и обуви для армии. Вскоре возник объединенный комитет союзов — Земгор, который также возглавил Львов. На одном из заседаний Совета министров в сентябре 1915 г. главноуправляющий земледелием А. В. Кривошеин заявил: «Сей князь (Г. Е. Львов. — И. П.) фактически чуть ли не председателем какого-то особого правительства делается. На фронте только о нем и говорят, он спаситель положения, он снабжает армию, кормит голодных, лечит больных, устраивает парикмахерские для солдат — словом, является каким-то вездесущим Мюр и Мерелизом»{442}.
Во второй половине 1916 г. годовой бюджет ВЗС составил 600 млн. руб. и продолжал расти. Союзу принадлежало 75 поездов, которые перевезли с фронта в течение 2,5 лет войны 2,5 млн больных и раненых. Земгор обеспечивал фронт и госпитали продовольствием и медикаментами, организовывал для армии производство сапог, ботинок, шитье белья, закупал за границей хирургические инструменты для госпиталей, а впоследствии стал частично заниматься и боевым снабжением армии: Конечно, это способствовало обогащению (и далеко не всегда честным способом) тех владельцев предприятий и торговцев, которые были связаны с деятельностью земских и городских комитетов. Случалось, что на фронт поставлялось негодное обмундирование, плохие продукты и боеприпасы.
Для Г. Е. Львова годы войны стали его звездным часом. Он умело поддерживал инициативу местных земских групп в закупке продовольствия и снаряжения для армии, в оказании помощи беженцам, все более раскрывался как человек, наделенный деловитостью, расчетливым умом, недюжинными организаторскими способностями. Возглавляя военно-общественные организации, Г. Е. Львов вплотную столкнулся с рутиной и косностью царской бюрократии и стал разочаровываться во всей системе государственного устройства России. Как-то раз, еще в первые месяцы войны, Г. Е. Львову как руководителю ВЗС пришлось встречать на Николаевском вокзале царя. После этого он оказался в одном автомобиле с кадетом Н. И. Астровым. По словам последнего, вялые приветственные речи, скука на лицах встречающих и на лице государя произвели на Г. Е. Львова крайне тяжелое впечатление. Заметив его состояние, Астров стал убеждать князя оставить надежды на глухие и равнодушные к нуждам общества высшие сферы и прилагать усилия к объединению русской «общественности». Львов, как показалось Астрову, сочувственно прислушивался к этим словам{443}.
Среди кадетов Г. Е. Львов слыл «колеблющимся прогрессистом». Действительно, его политическая позиция определялась больше всего стремлением преодолеть те препятствия, которые чинились Земскому союзу чиновниками МВД и других министерств. В начале войны он полагал, что правительство и лично царь помогут ему в этом, но вскоре стал убеждаться в иллюзорности своих надежд. Не в силах противодействовать росту авторитета ВЗС и ВСГ, министр внутренних дел Н. А. Маклаков в «весьма секретной» записке сразу же после возникновения этих союзов предостерегал Совет министров от расширения их функций, настаивая на подчинении союзов на местах контролю губернаторов и ограничении их деятельности периодом войны{444}. На съезде земских деятелей в сентябре 1915 г. в обстановке поражений на фронте и роста революционной ситуации в стране позиция Львова становится весьма определенной. Он прямо заявил, что «столь желанное всей страной мощное сочетание правительственной деятельности с общественностью не состоялось… Мы уже сошли с наших позиций пассивно управляемых… Отечество наше ждет не только восстановления мирной жизни, но и реорганизации ее»{445}. Именно на этом съезде, где раздались призывы к созданию правительства, опирающегося «на доверие страны и законодательные учреждения», Львов мужественно и открыто высказал то, что признавалось аппозиционными деятелями в кулуарах Думы, а месяцем ранее появилось на страницах буржуазной печати. Так, 14 августа 1915 г. орган промышленников и банковских магнатов газета «Утро России», требуя отставки И. Л. Горемыкина, опубликовала составленные буржуазной оппозицией списки членов нового правительства. В одном из них, так называемом октябристском, Г. Е. Львов был назван в качестве кандидата на пост министра внутренних дел. Однако, когда возник допрос о путях создания «правительства доверия», большинство членов оппозиции, в том числе и Г. Е. Львов, категорически отвергли «ультимативную форму» реорганизации государственных органов. Он в числе первых предложил послать депутацию для переговоров к царю., согласившись принять на себя обязанности ее главы и надеясь на успех.