А. В. Луначарский, находившийся в то время в Петербурге и часто общавшийся с В. И. Лениным, вспоминал: «Я помню, как кто-то сказал при Ленине: «Звезда Хрусталева закатывается, и сейчас сильный человек в Совете — Троцкий»». Ленин как будто омрачился на мгновение, а потом сказал: «Что же, Троцкий завоевал это своей неустанной и яркой работой»{530}.
Он появился впервые на третьем заседании Совета 15 октября. Эту дату отметил Троцкий на полях текста обвинительного заключения по делу Петербургского Совета, готовясь в 1906 г. к выступлению на суде. 17 октября, в день, когда под напором революции Николай II издал манифест с обещанием демократических свобод, Троцкий стал членом исполкома Совета. Большой популярностью пользовалась в те дни оценка манифеста, данная им в третьем номере «Известий Петербургского Совета рабочих депутатов»: «И вот конституция дана! — писал он. — Дана свобода собраний, но собрания оцепляются войском. Дана свобода слова, по цензура осталась неприкосновенной. Дана свобода науки, но университеты заняты солдатами. Дана неприкосновенность личности, но тюрьмы переполнены заключенными. Дан Витте, но оставлен Трепов. Дана конституция, но оставлено самодержавие. Все дано — и не дано ничего. Жалкие, лживые обещания даны с наглым расчетом обмануть народ. Ни злодейский приказ «Не жалеть патронов», ни предательский манифест 17 октября не могут изменить тактику пролетариата. Чего не даст стачка, то будет добыто вооруженным восстанием. Пролетариат бодро и уверенно встречает грядущий день. Могут ли это о себе сказать г. Витте или его жалкий хозяин?»
18 октября Петербург бурлил, обсуждая царский манифест. Рабочие и студенты решили провести демонстрацию, чтобы выразить свою радость по поводу первой серьезной победы народа и вместе с тем заявить о необходимости продолжения борьбы. Их представители явились в Совет с просьбой выделить руководителей демонстрации, которыми стали Троцкий, большевик Кнунянц и Хрусталев-Носарь. В ходе этой манифестации проходили летучие народные митинги. На одном из них с балкона университета выступил Троцкий, закончивший свою речь эффектным театральным жестом, вполне отвечавшим настроению толпы: он разорвал текст царского манифеста на мелкие клочки и эти парящие в воздухе обрывки призрачной «конституции» символизировали не только бумажный характер этого акта Николая II, не только законное недоверие к царю-убийце, но и мощь народа, который незримо стоял в ту минуту за спиной оратора.
A как пригодился рабочим сарказм Троцкого, когда в ответ на телеграмму председателя Совета министров Витте к «братцам-рабочим» он ответил находившемуся в апогее славы царскому сановнику, мечтавшему об «умиротворении» России, что рабочие ни в каком родстве с графом не состоят и «мириться» с ним не желают. Запомнилась членам Совета и приветственная речь Троцкого, обращенная к посетившим Совет 29 октября В. И. Засулич и Л. Г. Дейчу — ветеранам революционного движения в России, членам группы «Освобождение труда», которые на протяжении многих лет вместе с Г. В. Плехановым и П. Б. Аксельродом идейно руководили зарождавшейся российской социал-демократией. Не менее эффектным было рукопожатие, которым обменялся Троцкий с одним из руководителей Всероссийского крестьянского союза, Мазуренко, в знак великого революционного союза рабочих и крестьян. А чего стоил краткий, но выразительный текст резолюции Петербургского Совета по поводу ареста его председателя Хрусталева-Носаря, тоже написанный Троцким: «26 ноября царским правительством взят в плен председатель Совета рабочих депутатов т. Хрусталев-Носарь. Совет рабочих депутатов выбирает нового председателя и продолжает готовиться к вооруженному восстанию».
Троцкий принимал участие почти во всех крупнейших акциях Петербургского Совета той поры: кампании за установление явочным порядком 8-часового рабочего дня, проведении ноябрьской забастовки в защиту кронштадтских моряков и в знак протеста против введения военного положения в Польше, борьбе с объявленным петербургскими заводчиками и фабрикантами локаутом и т. д.
Бесспорно, к Петербургскому Совету рабочих депутатов, в котором было свыше 560 представителей петербургских рабочих, а также части служащих, можно предъявить задним числом немало претензий. Главная из них состоит в увлечении его руководителей чисто агитационной стороной дела в ущерб целенаправленной организационно-технической работе по подготовке вооруженного восстания. Действительно. Петербургский Совет, как и другие Советы, в том числе и действовавшие под руководством большевиков, не сделал всего, что он мог, для подготовки рабочих к решающим боям с самодержавием. Техническая работа по вооружению пролетариата и обучению рабочих боевых дружин основам военного дела шла в основном по линии революционных партий, главным образом большевиков и эсеров, а также за счет усилий самой пролетарской массы, которая по мере возможности запасалась оружием. Совет же в основном лишь пропагандировал и, так сказать, санкционировал идею восстания, хотя и это тоже имело немаловажное значение. Однако адресовать этот упрек лично Троцкому было бы, вероятно, не совсем справедливо. Конечно, захлестнутый бурным потоком событий, он не уделял технике восстания должного внимания. Но главное объяснение того факта, что в декабре 1905 г. революционный Петербург не поддержал восстанием истекавшую кровью Москву, следует все-таки искать не в тех или иных качествах руководителей Петербургского Совета (кстати говоря, помимо них, были, еще и руководители революционных партий, в том числе ЦК большевиков), а в реальном соотношении сил, которое сложилось в столице к концу 1905 г. Мы имеем в виду усталость петербургских рабочих от более чем десятимесячной, почти непрерывной забастовочной борьбы с царизмом и буржуазией, сосредоточение здесь крупных военных и полицейских сил и т. д., на фоне которых деятельность Троцкого, арестованного к тому же еще до начала Московского вооруженного восстания, не могла иметь решающего значения.
Параллельно с работой в Совете Троцкий и приехавший в Петербург Парвус стали издавать «Русскую газету», тираж которой сразу подскочил с 30 тыс. до 100 с лишним тыс. экз., а с середины ноября и до ареста фактически определяли политическую линию легальной меньшевистской газеты «Начало», где сотрудничали также Ю. О. Мартов, А. С. Мартынов, Ф. Й. Дан и другие видные публицисты меньшевистского крыла РСДРП. «Начало» помчало», — говорили тогда в большевистских кругах, читая ультралевые статьи с непривычной в устах меньшевиков критикой в адрес либералов и призывами углубить и без того бурно развивавшуюся революцию. Приехавший в Петербург Мартов констатировал: идейное влияние социал-демократии так велико, что «захват власти» революционерами начинает казаться почти неизбежным{531}. Меньшевики на глазах левели, и, видимо, не случайно Парвус и Троцкий получили возможность печатать свои статьи в «Начале» без всякой редакционной правки и традиционных примечаний о несовпадении их взглядов с взглядами остальных членов редакции.
Между тем события в Петербурге быстро приближались к развязке. Последней каплей, переполнившей чашу терпения правительства, стал финансовый манифест, принятый Петербургским Советом рабочих депутатов, Всероссийским крестьянским союзом и революционными партиями, призвавшими народ всеми доступными ему средствами — путем отказа от уплаты налогов, изъятия вкладов из сберегательных касс, предъявления требования выплаты заработной платы звонкой монетой — ослаблять экономическую мощь господствующих классов и верховной власти. В ответ правительство закрыло демократические газеты, опубликовавшие 2 декабря этот вызывающий документ, а на следующий день арестовало большую группу руководителей Совета во главе с Троцким.