Он носит тиару, пышно украшенную жемчугом и драгоценными камнями и не одну (их он постоянно меняет, чтобы показать свое богатство; говорят, что они привезены из Византии)[81]. Их он или имеет при себе, когда сидит на троне, или носит на голове. В левой руке у него жезл, или посох, украшенный довольно большими алмазными зернами, как бы узлами. Он носит спускающуюся до пят одежду, почти такую, какую обычно носят папы, когда исполняют торжественное богослужение, на руках его много перстней с огромными драгоценными камнями. Справа над его троном, на котором он восседает, лик спасителя и пречистой девы. По обеим сторонам стоят по два человека, вроде королевских телохранителей, одетые в белые кафтаны с обоюдоострыми секирами, приложенными к плечам. На скамьях же во внутренних и внешних покоях сидят люди в златотканной одежде до пят (если они сами, не имеют такой одежды, князь имеет обыкновение при приезде послов выдавать ее на время). Они похожи на дьяконов, когда те помогают священникам в церковной службе. В удивительном молчании следят они за выражением лица и движениями головы князя.
С левой стороны на более низком сидении, на скамье, сидит его старший сын, тоже с тиарой на голове, хотя и меньшего размера, в очень длинной и богатой одежде. Оба они, отец и сын, садясь за стол, часто осеняют себя крестным знамением, прежде чем отведают или попробуют какое-нибудь кушанье или напиток. На богослужение и в церковь они ходят ежедневно (и не по одному разу). Пока совершается богослужение, они никогда не сидят, разве только во время определенной части богослужения[82] или когда читается житие какого-нибудь почитаемого ими святого. Мало того, сами они из усердия кладут земные поклоны, касаясь лбом пола. Они строго соблюдают свои посты, внушают и поддерживают у подчиненных то мнение о их благочестии, о котором я говорил. У государя есть собственный священник — духовник, который следует за ним, куда бы тот ни отправился из Москвы. Хотя государь каждый год исповедуется ему в грехах, однако не принимает больше причастия, так как по их законам не позволено вкушать тела Христова тому, кто был женат более трех раз. А этот князь, после того как первая жена Анастасия (а сейчас ее уже нет в живых), родила ему двух сыновей[83], которые живы до сих пор, брал в жены (хотя это можно назвать и другим словом) девиц еще шесть раз. Кое-кого из них по разным причинам он заточил в монастыри, и, хотя, говорят, некоторые из них живы до сих пор, при нем находится та, которую зовут Марией, дочь Федора Нагого (с ней в прошлом году он соединился неким подобием брака)[84]. Старший его сын Иван, хотя ему не больше 20 лет[85], имеет третью жену; двух первых заточили в монастырь по приказу отца, хотя сын об этом сокрушался[86]. У второго сына Федора до сих пор та жена, которую он взял в первый раз. Этот юноша, говорят, довольно непорочен и не чуждается католиков. Хотя его телосложение не соответствует возрасту, он имеет бороду, чего нет у старшего сына, но ему не разрешается показываться перед посланцами иностранных государей к великому князю московскому. Жену (если так можно ее назвать) старшего сына Ивана зовут Еленой, она дочь знатного московита Ивана Шереметева; жену Федора зовут Ириной, отец ее — Федор Годунов.
Так как князь признает и называет себя наследником всех своих владений и того, что в них находится, земли и имущество он передает, кому захочет и у кого захочет, в любое время отнимает. По этой причине они не осмеливаются отойти от своей схизмы и каждый идет на войну, не получая жалованья. Они настолько зависят от воли князя, что сразу же отправляются, куда бы их ни послали, и желают этого не столько для себя, сколько ради детей. Ведь если те проявят какие-нибудь способности, а родители их провели жизнь честно, государь даст им или все имущество или часть его. Таким образом, он, хочет быть полным господином имущества, тела, души и даже как бы мыслей подданных. И так как он хочет знать, что они между собой говорят, получается, что никто не смеет рта раскрыть. Каждое высказанное слово может в такой же мере снискать милость государя, как и стать причиной наказания.
Без его уведомления и разрешения не дозволяется уезжать к иноземцам. Хотя купцы других стран приплывают и приезжают в Московию, однако никто из московитов обычно не ездит в другие страны, если его не пошлют. Не разрешается даже иметь кораблей, чтобы [никто] не сбежал таким путем, и, наконец, считается, что слишком тесным общением с иностранцами можно принести какой-то вред князю. Но даже тем, кого он иногда отправляет в качестве послов к христианским государям, не разрешается разговаривать с посланцами, прибывшими к великому князю московскому в ответ на его посольство. Так не разрешалось Фоме Шевригину[87] разговаривать с нами, хотя мы по приказанию вашего святейшества провезли его через Италию со всем нашим дружелюбием и с большим почетом. И это совсем не удивительно, если принять во внимание, что, хотя послам, какого бы высокого ранга они ни были, в городе Москве предоставляется обширное помещение, оно огорожено со всех сторон таким высоким забором, что оттуда невозможно ни увидеть каких-нибудь домов, ни вообще с кем-нибудь разговаривать, ни даже вывести коней на водопой (как это случилось с нашими кучерами). И самим врачам, которых только двое во всех владениях князя (один итальянец, другой — фламандец)[88], не дозволяется навещать больного, если князь этого не разрешит.
83
В первом браке у Ивана IV было шестеро детей: три сына (Дмитрий, Иван, Федор) и три дочери (Анна, Мария, Евдокия). — Государственный архив России. XVI столетия. Опыт реконструкции. М., 1978, с. 359.
84
Мария Нагая — седьмая жена Ивана IV, пятая «законная» супруга, так как с Анной Васильчиковой и Василисой Мелентьевой царь не был связан церковным браком. С точки зрения католика Поссевино, этот последний брак не мог считаться браком в церковном смысле слова.
87
Истома (Фома) Леонтий Шевригин, русский посланник, отправленный в 1580 г. в Рим к папе Григорию XIII с целью добиться посредничества папского престола при заключении мира между Иваном IV и Стефаном Баторием, находился в ранге гонца (а не великого посла): «... и мы посылаем молодого паробка Истому Шевригина, потому что для войны было добра сына боярского нельзя послати». — ПДС, т. X, с. 298; Описи царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г. М., 1960, с. 114. Далее — Описи царского архива... О Шевригине — см.: Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV— XVI вв. Л., 1980, с. 192—195; Шаркова И. С. Россия и Италия: торговые отношения XV — первой четверти XVIII в. Л., 1981, с. 25—27.
88
Врач фламандец, анабаптист — Иоган Эйлоф. См.: Цветаев Д. В. Протестантство и протестанты в России. М., 1890, с. 215. Горсей также упоминает о враче Johannes Slof. Другим врачом был Роберт Якоби, присланный из Англии королевой Елизаветой в 1581 г. Русские называли его Романом Елизарьевым (Описи царского архива.., с. 116). Может быть, этим и объясняется то, что Поссевино называет его итальянцем, римлянином. См.: Рихтер В. История медицины в России, т. I. M., 1814, с. 293—300.