ПОЛЕДНЕЕ НАПИСАНИЕ [ТИТУЛА] В ПИСЬМАХ СВЯТЕЙШЕГО ГОСПОДИНА НАШЕГО ВЕЛИКОГО ПЕРВОСВЯЩЕННИКА К ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ
Иоанну Васильевичу, государю Руси, великому князю московскому, новгородскому, смоленскому, владимирскому, государю казанскому и астраханскому и многих других земель великому князю и возлюбленнейшему [сыну][227].
БЕСЕДЫ О РЕЛИГИИ
ПЕРВАЯ ПУБЛИЧНАЯ БЕСЕДА О КАТОЛИЧЕСКОЙ РЕЛИГИИ С ВЕЛИКИМ КНЯЗЕМ МОСКОВСКИМ ИВАНОМ ВАСИЛЬЕВИЧЕМ, ПРОИЗОШЕДШАЯ 21 ФЕВРАЛЯ 1582 ГОДА В ЦАРСКОМ ДВОРЦЕ В ПРИСУТСТВИИ ЕГО БОЯР И 100 ЗНАТНЕЙШИХ ЛЮДЕЙ
После того как бояре великого князя дали ответ Антонио о разных делах, которые тот за три дня до этого изложил великому князю, они прибавили следующее: «Государь не имеет обычая частным порядком беседовать о таких важных вещах, каким является дело религии, о котором опрашивал у государя сам Антоний по поручению великого папы как в прошлое лето в Старице, так и по прибытии в Москву». Они прибавили также, что государь опасается, как бы между ним и Антонием из этого разговора не возникли разногласия по религиозным делам, из-за чего может уменьшиться представление об услуге, оказанной [Антонием] при заключении мира с королем Стефаном, и самому Антонию это может доставить неприятность[228].
Антонио ответил, что надеется не подать никакого повода к разногласиям со столь великим государем, а всё, что он изложил раньше, направлено к тому, чтобы завязать более тесные связи между их государем и другими христианскими государями. А сам он и не помышлял о том, чтобы устранить с этой беседы бояр, если государь считает это важным[229].
После того как бояре доложили государю об этом, Антонио был приглашен туда, где восседал государь со своими боярами и сотней других самых знатных лиц и придворных[230].
Государь начал с того, что повторил то же самое, что незадолго до этого докладывали Антонио бояре. Затем он сказал[231]: «Ты видишь, что я уже вступил, в пятидесятилетний возраст и жить мне осталось немного. Воспитан я в той вере, которая одна является истинной, и не должно мне ее менять. Близок день суда, когда господь решит, наша или латинская вера основывается на истине». «Но, — сказал он, — я не осуждаю того, что ты, посланец великого папы Григория XIII, исполняя свои обязанности, заботишься о римской вере. Поэтому ты можешь говорить об этом, что тебе будет угодно»[232].
Тогда Антонио сказал: «Светлейший государь, из всех исключительных милостей, которыми ты осыпал меня, самая важная та, что ты позволил мне сегодня беседовать с тобой о деле исключительной важности. Знай же, что великий первосвященник ни в коей мере не поборник того, чтобы ты менял древнейшую греческую веру, которой следовали отцы церкви и законные соборы. Напротив, он призывает, чтобы ты, узнав, что она из себя представляет, оберегал ее и удерживал из нее то, что в твоих владениях сохраняется в нетронутом виде. И если ты сделаешь это, то уже не будет Западной и Восточной церкви, но все мы соединимся под именем Христа. Мы не будем отвергать ни твоих храмов, ни богослужений, ни священников, а они будут исправлять церковную службу по правилам веры и с правильным соблюдением святых таинств. Впрочем, не удивляйся, что его святейшество предлагает тебе это теперь. Ведь [эту мысль] внушил ему Христос, который поручил ему заботу о христианской церкви, а письма твои к королю Стефану о единстве веры заставили его святейшество в первую очередь позаботиться о союзе между христианскими государями, заключенном через посредство его святейшества. Это единство с Востоком признал на Флорентинском соборе и константинопольский им-ператор, при котором (как ты сам писал) находился митрополит московский Исидор. Ты прибавил также, что католики и люди римской веры свободно пребывают и живут в Московии в своей вере. И так как ты писал об этом безо всякого принуждения со стороны, великий первосвященник не может не думать, что это чистое намерение, какое только и приличествует столь великому государю, даст свой результат. И он побудил тебя представить доказательство верности, а ведь в его власти души королей и без его соизволения не шелохнется даже лист на дереве. И так как против неверных и поганых не может появиться более крепкой защиты, и христианские государи не могут связать себя более крепкими узами, чем узами той веры, которая одна и является единой, поэтому именно здесь и нужно заложить основы союза. А без этого невозможно было бы обсуждение прочих человеческих дел, какими бы важными они ни были, а если бы оно и было проведено, то разрушилось бы от малейшего толчка. Поэтому выбирай одно из двух: или что христианская вера, принятая у всех христианских правителей и на всем Востоке, который присоединился к ней на Флорентинском соборе, была истинной, или что твоя вера, если она такая же, настолько отделилась от той веры, что неизбежно в той или иной части не свободна от заблуждений, и, конечно, нет более опасной ошибки, чем эта. И если тот, о котором ты сам писал, столь могущественный император Иоанн Эммануил и, скажу об этом вторично, другие восточные государи вместе с твоим митрополитом не случайно (признали ее, то почему же они признали, что только у римской церкви истинная вера и именно эту веру в ее чистом виде с древнейших времен соблюдала вся Греция и Азия? Тебе ничего другого не остается как идти по этой же дороге. Если ты сомневаешься, что тебе излагается не то, о чем шла речь на Флорентинском соборе, пригласи греческих переводчиков и потребуй из самой Византии книги греческих отцов церкви, если ты не веришь нашим греческим книгам, написанным чуть ли не самими авторами собственной рукой, тогда на: основании их я изложу тебе то же самое. И если бы ты захотел, чтобы тебе были предоставлены некоторые наиболее важные места из отцов церкви из той же книги о Флорентинском соборе, которую я передал тебе на греческом языке от великого первосвященника, я сделаю это очень охотно. По воле божьей, это будет иметь для тебя ту хорошую сторону, что ты сможешь серьезно надеяться, что тебя, спустя немного времени, будут называть более точным и почетным титулом, чем это делалось раньше, а именно восточным императором, если ты приблизишься к правильной вере. И в этом деле примут участие и христианские государи, которые усердно стали бы с разных сторон поддерживать твое могущество».
227
Ср. с написанием титула в русских документах: «Великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси владимирский, московский, ноугородский, царь казанский, царь астраханский, государь псковский, великий князь смоленский, тверскии, югорский, пермский, вятцкии, болгарский и иных» (Успенский Ф. И. Наказ царя Ивана Васильевича князю Елецкому со товарищи. Одесса, 1885, с, 11).
228
«... и тебе, Антонью, о вере с нами не говорити, чтоб нашему делу с папою порухи в нашей ссылке о любви не было». — ПДС, т. X, с. 299.
229
«Яз у государя хочю быти не наедине, в том государева воля кого у себя оставит бояр и ближних людей». — ПДС, т. X, с. 226.
230
«... а в избе государь оставил у себя бояр и дворян сверстных и служилых князей ... а стольников и дворян выслать велел». — ПДС, т. X, с. 298.
231
В русских посольских делах говорится: «Коли будет вера одна и церковь одна греческая с римскою совокуплено будет вместе, а ты, великий государь, будешь с папою с Григорьем, и с цесарем с Руделфом и все Государи и в любви и в соединенье и ты, великий государь, не токмо будешь на прародительской вотчине в Киеве, но и во царствующем граде государем будешь, а папа и цесарь и все государи великие о том будут старатца». — ПДС, т. X, с. 300.
232
«Ты, Антоней, говорить хочешь и ты на то от папы прислан, а и сам еси поп и ты потому и говорить дерзаеш, а нам без рукоположенья митрополича и всего освещенного совету Собора не уметь говорити. Нам с вами не сойдетца в вере, наша вера хрестьянская из давных лет была себе, а римская церковь была себе». — ПДС, т. X, с. 301.