Однако в действительности сирота из рода Чжао продолжал жить. С ним в горах продолжал скрываться Чэн Ин. Они прожили там пятнадцать лет. Однажды, когда Цзин-гун заболел, стали гадать, и гадание предвещало, что дом Цзинь и князя ожидает беда. Цзин-гун спросил [о смысле гадания] у Хань Цюэ. Цюэ, зная о том, что сирота из рода Чжао жив, сказал гуну: «После свершения больших дел прекратились жертвоприношения предкам рода Чжао в Цзинь, а ведь еще во времена Чжун Яня этот род принадлежал к фамилии Ин. Хотя Чжун Янь имел человеческое лицо и птичий рот, но он пришел в мир, чтобы помочь иньскому императору Тай-у. При правлении чжоуских государей [все члены рода Чжао] имели блестящие добродетели, когда же подошло время правления Ю-вана и Ли-вана, которые утратили истинный Путь, Шу-дай покинул Чжоу и прибыл в Цзинь, поступив на службу к нашему покойному правителю Вэнь-хоу. И так вплоть до Чэн-гуна из поколения в поколение [люди рода Чжао] имели заслуги, не прерывая никогда жертвоприношения своим предкам. Ныне Вы, наш правитель, — первый, кто покончил с родом Чжао. Жители княжества опечалены этим, но только Вам, правитель, под силу понять предсказания, начертанные на черепашьем панцире». Тогда Цзин-гун спросил: «Остались ли еще в живых потомки рода Чжао?» Хань Цюэ доложил ему всю правду. И Цзин-гун, по совету Хань Цюэ, решил восстановить права чжаоского сироты, призвал его к себе и скрыл его в своем дворце.
Когда военачальники пришли справиться о здоровье гуна, Цзин-гун, окруженный многими сторонниками Хань Цюэ с целью устрашить военачальников, представил им сироту из рода Чжао, которого звали У. Военачальники, не зная, как быть, сказали [в свое оправдание]: «В прошлом все печальные события в Нижнем дворце осуществлялись Ту Ань-гу. Он, ложно ссылаясь на повеление правителя, приказал всем нам, Вашим слугам, сотворить зло. Если бы не так, кто бы из нас осмелился творить такие дела? Несмотря на Вашу болезнь, правитель, мы, Ваши подданные, просим поставить на свое место потомка рода Чжао. Если сейчас, князь, Вы отдадите об этом [49] повеление, — это будет нашим, Ваших слуг, общим желанием!»
После этого призвали Чжао У и Чэн Ина, простили всех военачальников, затем они вместе с Чэн Ином и Чжао У напали на Ту Ань-гу и уничтожили весь его род. Роду Чжао вновь были возвращены их поля и селения[169]. Когда Чжао У пришла пора надевать головной убор совершеннолетнего[170], Чэн Ин стал просить сановников разрешения уйти в отставку, сказав при этом Чжао У: «В прошлом, во время трагических событий в Нижнем дворце, все мы могли погибнуть, и я в том числе, но я думал о том, чтобы поставить потомка рода Чжао у власти. Ныне, коль скоро Чжао У стал взрослым и, как прежде, занимает свое место, я намерен уйти вниз[171], чтобы доложить обо всем духам Сюань Мэна и Гунсунь Чу-цзю». Чжао У, склонив голову, упрашивал Чэн Ина, проливая слезы: «Я хотел бы до самой смерти всеми силами воздавать Вам [за то, что Вы сделали для меня]. Как же Вы могли надумать покинуть меня и уйти из мира?!» Чэн Ин ответил: «Я не могу не уйти из жизни. Те другие [из рода Чжао] полагали, что я сумею завершить их дело, они погибли раньше меня. Если я сейчас не доложу их духам, то дело моей жизни окажется незавершенным». После этого он покончил с собой. Чжао У три года носил подрубленные траурные одежды, как во время траура по матери[172]. Он выделил селение, где весной и осенью приносились жертвы Чэн Ину, и из поколения в поколение эти жертвоприношения не прерывались.
169
Сюжет о судьбе клана Чжао, почти целиком истребленного и возродившегося в результате спасения одного младенца, в
171
В тексте стоит слово
172
У носил