Я, ваш слуга, слышал, что любой путник, которому встретится жемчужина, сверкающая, как луна, или яшма, светящаяся в темноте, схватится за меч и будет коситься по сторонам. Почему? Он не захочет, чтобы кто-то другой добрался до нее первым. Кривое дерево с переплетающимися корнями может оказаться предметом [украшения у правителя государства с] десятью тысячами колесниц. Почему? Потому что приближенные эти корни предварительно украсят. Те же, кто без поддержки выходит вперед, хоть и с жемчужиной суйского хоу[987] или со светящейся в темноте яшмой, только навлекут на себя неудовольствие и плохо кончат. В Поднебесной есть люди, подобные кривому дереву, но имеющие заслуги, о которых нельзя забывать. Это живущие в нищете ученые мужи — простолюдины, которые низки по званию, но являются преемниками искусства [управления] Яо и Шуня, сохраняют красноречивые приемы суждений И Иня и Гуань Чжуна, несут в себе устремления Лун Пэна[988] и Би-ганя. Они стремятся целиком отдать себя своему правителю, но они неприметны, и "корни" их украсить некому. И хотя они готовы быть до конца преданными и добросовестными, отдавать все свои силы и помыслы властителю, помогать ему в управлении государством, [279] властитель как бы хватается за меч и косится по сторонам, и эти простолюдины не могут проявить своих качеств. Но он не должен допускать, чтобы талантливые простолюдины становились подобны сухому дереву с гнилыми ветвями.
Вот почему мудрый ван, управляя государством и формируя обычаи, лично преобразует их, как на гончарном круге. Его не смущают низкие суждения смутьянов, его не увлекут голоса из толпы.
Так, император Цинь [Ши-хуан] поверил словам Мэн Цзя[989] и счел заслуживающими доверия слова Цзин Кэ, а тот украдкой нанес удар кинжалом. Зато чжоуский Вэнь-ван, охотясь на реках Цзиншуй и Вэйшуй и встретив там Люй Шана, вернулся с ним и стал ваном Поднебесной. Таким образом, циньский правитель, доверившись приближенным, [чуть не] поплатился жизнью, а чжоуский ван благодаря случаю стал ваном [Поднебесной]. В чем же здесь дело? В том, что Вэнь-ван умел преодолеть путы слов, принимать неожиданные решения, самостоятельно всматриваться в сияющее бескрайнее Дао.
Вы же, правитель, утонули в море льстивых и угодливых слов, вы скованы в своих решениях и держитесь так, словно находитесь на боковом сидении экипажа, [предназначенном для женщин]. Вы используете вместе и способных, и совершенно неотесанных мужей — это все равно что ставить в одно стойло чистокровного рысака и быка. Вот в таких условиях Бао Цзяо, обидевшись на весь мир, решил расстаться с жизнью, не пожелав вкусить радостей, приносимых богатством и знатностью.
Я слышал, что являющиеся ко двору богато украшенные [добродетелями] не станут ради [личной] выгоды пятнать свою честь, что люди с безупречной репутацией не станут из-за [своих] желаний вести себя недостойно. Вот почему Цзэн-цзы отказался вступать в местность Шэнму[990], а Мо-цзы отвернул свою повозку от селения Чжаогэ[991]. В настоящее время вы, правитель, стремитесь к тому, чтобы мыслящие независимо ученые мужи Поднебесной заняли важные места в управлении, встали на почитаемые должности, сделались знатными, но, как нарочно, прибегаете к порочным действиям, потворствуя клеветникам и приближая их к себе. В таком случае истинные мужи предпочтут скрыться и доживать свои дни в пещерах, в горах. Разве тогда в ваш дворец устремятся полностью преданные вам честные люди?»
Когда это послание было подано лянскому Сяо-вану, тот отправил людей освободить Цзоу Яна из заключения и в конце концов назначил его шанкэ. [280]
Я, тайшигун, скажу так.
Хотя мысли, высказанные Лу Лянем, не во всем отвечали высоким принципам, я считаю его большой заслугой то, что он, будучи простолюдином, смело делал то, что считал нужным, не заискивал перед чжухоу, своими речами наставлял на путь истинный современников, ограничивал произвол цинов и сянов. Хотя наставлениям Цзоу Яна и не хватало скромности, он широко прибегал к сравнениям и аналогиям, [а его злоключения] действительно заслуживают сочувствия. Он был прямым и откровенным, не кривил душой, вот почему я добавил его жизнеописание к этой главе.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
987
По преданию, суйский
988
Лун Пэн, по преданию, — советник последнего сяского императора Цзе, казненный своим повелителем за принципиальность нравственной позиции.
989
Кто такой Мэн Цзя, точно установить трудно, он упомянут лишь в гл. 86 [254, т. V, с. 2534] в связи с Цзин Кэ. О нем ничего не сказано и в гл. 6, посвященной Цинь Ши-хуану.
990
991
Мотивы поступка философа Мо-цзы недостаточно ясны. Город Чжаогэ (досл. «дворцовые песни») находился на месте бывшей иньской столицы, на левом берегу Хуанхэ в исторической области Муе (см. карты 1, 3). Линь Куцянь предположил, что этот поступок связан с приверженностью Мо-цзы принципу экономии-цз