В четвертой луне, в день бин-цзы он пригласил Ляо на пир, спрятав в подвале своего дома латников. Ван Ляо повелел выстроить своих воинов рядами от самого дворца до дома Гуана. Повсюду — и у ворот, и у ступенек крыльца — теснились близкие к вану люди, вооруженные острыми клинками и длинными копьями. В самый разгар пиршества княжич Гуан, ложно сославшись на боль в ноге, [вышел и] спустился в подвал. Он велел Чжуань Чжу положить небольшой кинжал внутрь поджаренной рыбы и подать ее к столу. Когда рыбу поднесли вану и поставили перед ним, Чжуань Чжу вскрыл ее и заколол кинжалом вана Ляо. Ван Ляо сразу умер, а его приближенные тут же убили Чжуань Чжу. Среди окружения вана возникло замешательство. Тогда княжич Гуан вызвал спрятанных в засаде латников, которые напали на сторонников вана Ляо и всех их перебили. После этого [Гуан] объявил себя ваном. Это был [уский ван] Хэ Люй[56]. Хэ Люй пожаловал сыну Чжуань Чжу звание шанцина.
Через семьдесят с лишним лет[57] в княжестве Цзинь произошли события, связанные с Юй Жаном.
Юй Жан был уроженцем княжества Цзинь. В свое время он служил родам Фань и Чжунхан, но ничем не прославился. [Он их] покинул и стал служить Чжи-бо, который отнесся к нему почтительно и с симпатией. Когда Чжи-бо напал на чжаоского Сян-цзы, Сян-цзы и [главы домов] Хань и Вэй разработали планы уничтожения Чжи-бо. Покончив с Чжи-бо, они разделили его земли на три части[58]. Чжаоский Сян-цзы так ненавидел Чжи-бо, что повелел сделать из его черепа кубок для вина. Покрыв его лаком, он пил из него на пирах.
Юй Жан бежал в горы, сказав [при этом]: «Увы! Ученый муж готов умереть за того, кто его понимает, так же как женщина заботится о своей внешности ради того, кто ее любит[59]. Чжи-бо был моим другом, и я должен отомстить за него, не щадя жизни, чтобы моя душа не была опозорена [после моей смерти]!»
Затем, сменив фамилию и имя, он принял вид арестанта. Намереваясь заколоть Сян-цзы, он спрятал на теле кинжал и проник во дворец [чжаоского Сян-цзы якобы] для того, чтобы красить уборную. Когда Сян-цзы направился в уборную, его сердце почему-то [32] дрогнуло, и он велел схватить и допросить арестанта, красящего уборную. Оказалось, что это Юй Жан, при обыске у него нашли кинжал. [Тогда он] сказал: «Я намеревался отомстить за Чжи-бо!» Окружение [вана] потребовало его казни. Но Сян-цзы сказал: «Это человек долга, я буду просто стараться избегать его. Чжи-бо погиб, не оставив потомства, а его слуга решил отомстить за него. Это весьма достойный человек в Поднебесной!» И, угостив [Юй Жана] вином, отпустил его.
Спустя какое-то время Юй Жан намазал свое тело лаком, чтобы оно покрылось нарывами, [и] стал глотать уголь, чтобы голос его охрип[60]. Изменив до неузнаваемости свою внешность, он стал нищенствовать на рынке. Даже жена не узнавала его. Однажды он встретил друга, который узнал его и спросил: «Вы не Юй Жан?» «Это я», — отвечал он. Едва сдерживая слезы, друг сказал: «С вашими талантами надо, согнувшись в поклоне, служить Сян-цзы. Вы непременно станете его любимцем, и тогда не легче ли будет осуществить ваши намерения? Зачем же истязать себя и уродовать свою внешность, чтобы отомстить Сян-цзы, ведь это гораздо труднее!» Юй Жан ответил: «Пойти с поклоном к князю, служить ему и вместе с тем стремиться убить его, — это значит быть двоедушным в служении своему господину. То, что я намерен исполнить, [действительно] крайне трудно. Но мне не будет стыдно перед потомками, будущими поколениями Поднебесной, за то, что я как подданный был двоедушен по отношению к правителю». И [он] ушел[61].
Через какое-то время Сян-цзы собрался в поездку. Юй Жан спрятался под мостом, по которому тот должен был проехать. Когда Сян-цзы приблизился к мосту, конь его испуганно шарахнулся в сторону. Сян-цзы воскликнул: «Это несомненно Юй Жан!» Послали проверить, и там действительно оказался Юй Жан. Тогда Сян-цзы счел нужным сказать ему: «Разве прежде вы не служили родам Фань и Чжунхан? Чжи-бо уничтожил оба эти рода, но вы не стали ему мстить, а наоборот — стали усердно служить Чжи-бо. Почему же такая жажда мести у вас появилась только тогда, когда умер Чжи-бо?» Юй Жан отвечал: «Когда я служил родам Фань и Чжунхан, ко мне относились как ко всем, я и повел себя по отношению к ним как все. А Чжи-бо относился ко мне как к государственному мужу, и как таковой я и должен отомстить за него». Сян-цзы тяжело вздохнул и со слезами на глазах сказал: «Вы, Юй, уже прославились своим отношением к Чжи-бо, но моя мера прощения уже исчерпана! Вы сами на себя накликали беду, и я [вас] больше [33] не отпущу!» И приказал воинам окружить Юй Жана. Юй Жан сказал: «Я слышал, мудрого правителя украшает то, что он не скрывает замечательных качеств других, а преданный слуга выполняет свой долг, умирая [для сохранения своего] доброго имени. Вы когда-то великодушно простили меня, и в Поднебесной не было никого, кто не называл вас достойным. Теперь мне несомненно суждено быть казненным. Я лишь прошу дать мне вашу одежду, чтобы проткнуть ее кинжалом. Тогда я буду считать, что возмездие совершено, и умру без сожаления. Конечно, я не могу на это надеяться, просто я осмелился открыть свое сердце». Сян-цзы по достоинству оценил эти слова и приказал принести [свои] одежды и подать Юй Жану. Тот выхватил меч и трижды пронзил их. «Можно считать, что я отомстил за Чжи-бо!» — воскликнул он и покончил с собой, вонзив меч себе в грудь. В день, когда честные мужи Чжао узнали о его смерти, они не могли сдержать слез.
56
Об убийстве
57
Еще Лян Юй-шэн указывал, что здесь в тексте вместо цифры 7 должна стоять цифра 6, поскольку события, связанные с Юй Жаном, развернулись не через 70, а через 60 с небольшим лет (т. е. приблизительно в 450-х годах) после гибели Чжуань Чжу [ЛЮШ, кн. 13, гл. 31, с. 10].
58
Упомянутые здесь события передают лишь немногое из длительного соперничества могущественных родов в Цзинь с участием соседних княжеств. Как известно из глав 39 и 43, еще в 514 г., на двенадцатом году правления цзиньского Цин-гуна, шесть высших сановников расправились с родами Ци и Яншэ, в 498 г. роды Фань и Чжунхан подняли в Цзинь смуту, в 454 г. Чжи-бо совместно с властителями Чжао, Хань и Вэй разделили земли родов Фань и Чжунхан, а через год было покончено и с родом Чжи-бо [Истзап, т. V, с. 179-180, т. VI. с. 50-56].
59
Это афористическое выражение повторено Сыма Цянем в письме к его другу Жэнь Шао-цину, опубликованном через столетие в
60
В тексте стоит иероглиф
61
Такигава подчеркивал, что последней фразы (об уходе Юй Жана) в других списках